Призраки

Ради губительных наживных целей обыкновенный леший может быть привлечен человеком на службу. Делается это особенным выкликом в Купальскую ночь: выкликающий становится на осиновый пень, лицом на север, и возглашает приблизительно так: «Кажись не волком-зверем, не вороном-птицею, не древом иглистым, а таким, как я сам!» Леший немедленно предстанет в человекоподобном виде и, принимая сделку, требует за предстоящие труды одну только душу выкликающего после неизбежной его смерти в лесу; при этом он не настаивает на хранении тайны свидания, как это делает домовой, но не позволяет хвастать ни своим сношением с лешим, ни получаемыми дарами, как не позволяет шутить дружбою, — за что мстит чисто по-сатанински. В то же время он мстит, когда часто и без нужды поминают его имя; если лешему не удастся месть в отношении человека лично, он отомстит ему гибелью того или другого домашнего животного, попавшего в лес.

Леший верно и безостановочно служит тому, кто его призвал: гонит дичь, указывает путь к бортям, ягодным и грибным местам, объявляет местонахождение кладов и всемерно устраняет козни соперников, которых изводит ложными дорогами, стращает свирепыми зверями или же подводит к последним. Но сверх прямой службы леший помогает и косвенно: к такому человеку станут обращаться при поисках заблудившегося в лесу скота, просить указаний на прибыльные места там же и прочее. Кстати вспомнить: лично к домашнему животному леший не питает вражды; заметно даже, что он, например, расположен к собакам, которым охотно позволяет бегать по лесу в любое время. Если же он завлекает в лес и губит там какое-нибудь домашнее животное, так делает это лишь потому, что имеет случай отомстить хозяину или доставить наживу покровительствуемому им человеку.

Многие останавливались на вопросе: почему леший дает мало, а требует большой жертвы, тогда как домовой благодетельствует бескорыстно? Тут необходимо припомнить, что житейское положение этих двух человекоподобников слишком расходится: в то время, когда домовой сменяет один теплый и уютный угол на другой, всегда в кругу почтительной семьи, среди предметов, коими дарит дом, одичавший леший, ради мелкой иногда услуги человеку, не взирая на стихийные невзгоды, принужден мчаться на далекие расстояния по слякотной дороге, чрез лесные водовместилища и болотные топи, встречаться с ненавистными ему медведями, красть нужный предмет из области другого лешего и прочее. Ясно, что такие труды, труды без помощников, должны вызывать и достойную оплату.

Сколько есть на земле леших, нетрудно вычислить по наличным лесным площадям, потому что для каждой из них назначается отдельный леший. Если же лесная площадь велика, то и тут можно определить область лешего, которая обнимает не более семи квадратных верст. Еще удобнее определить число пущевиков, которые имеют ограниченную и тесную область, а именно — девственный лес, или лес выдающейся вышины («пуща-дремуща»). Как и леший, пущевик превышает головою самое высокое дерево, что помогает видеть окрестные предметы на далекое расстояние. Есть, однако, пущевики, которым такие деревья только по плечо.

Младший брат пущевика, леший, идет на кое-какую сделку с человеком; как видно было, его дети (лешата) даже благодетельствуют человеку; свирепый пущевик спешит стать поперек добрых намерений брата, чинит одно лишь зло, памятуя, что ему пришлось уйти в вековые дубравы именно из-за давних козней человека. Он не щадит ни стариков, ни детей, ни женщин, ни немощников, ни житейских помощников человека — домашних животных: раз жертва зашла в пущу, — ее гибель неизбежна. Косматый, поросший волокнистым мхом по всему телу, не исключая носа и глаз, гигант по росту, пущевик способен убить жертву одним своим обликом; когда достигнута цель, он не хохочет, подобно лешему, не издевается над жертвою, а спокойно следует дальше, точно сделал заурядное дело, исполнил скромный долг.

К счастью человека, пущевики весьма редки, и есть немало пущ, где зауряд хозяйничают одни только лешие. «Где гибель человека, там скрыто и спасение его»: пущевик неповоротлив, дряхл до отупения, плохо видит, что делается у его ног. Все это помогает человеку уходить от страшного человекоподобника; при неизбежной же встрече с ним нужно делать крутые повороты туда и сюда, да спешно оставить область пущи, дальше которой пущевик не решается делать своего старческого шага.

КЛАДНИКИ, КЛАДОВИКИ

Многие ошибаются, когда охранителями кладов считают леших и пущевиков. Бесспорно, в лесах и пущах скрыто много кладов; но едва ли меньше того скрыто их в усадебных участках, в полях и лугах, в оврагах и разных водовместилищах, куда ни лешие, ни пущевики не могут даже и заходить. Тогда, в равной мере, пришлось бы считать хозяевами кладов усадебных человекоподобников, полевиков и водяных с их собратьями — болотниками, батниками, оржавениками. На самом деле они — или отдельные сторожа на службе у кладников, или, как хозяева данной области, только знают местонахождение кладов, которых, однако, передать никому не могут. Таким образом остается признать, что кладохранилища должны иметь отдельных хозяев — кладников или кладовиков.

Кладники — несметные богачи. Одеваются они в серебряные сермяги, обуваются в такие же лапти, изредка — в сапоги с золотыми носками; конические шапки кладников из литого золота, пояса — золотые пута с громадным замком (напоминают железные пута для лошадей); дорожные палки из чистого серебра с золотыми набалдашниками и наконечниками. Кроме того, и вся домашняя обстановка кладников блестит золотом, серебром, драгоценными камнями, которые, между прочим, служат предметами освещения и дома, и в пути. Но, при своих баснословных богатствах, кладники жалкие бедняки, потому что из своего несметного добра они не уделяют на продовольственные нужды даже булавочной головки. Идет, примерно, кладник, залитый золотом да серебром — и от отощания еле передвигает ноги; в серебряном кошеле его валяется корка хлеба, то поднятая после людской еды, то скраденная, то выпрошенная в виде милостыни, так как кладники прибегают и к сему постыдному способу прокормления.

Быть может, необычайная скаредность и вырабатывает у кладников соответственную злобу не к людям только, но и к своим собратьям: с первыми они не вступают ни в какие мягкосердые сделки, а во вторых видят беззазорных посягателей на охраняемое добро. По сатанинским заветам, это последнее должно нарощаться на счет жертвы, разумеется, сверх гибели души этой жертвы. Из пространной истории о кладах и кладонаходчиках видно, что кладники погубили много людей, так как последние обыкновенно сами и наперебой идут к кладникам, а не разыскиваются ими; то же, несомненно, будет и впредь, пока люди не перестанут тянуться к кладам, как мотыльки к свечке, пока не оценят по достоинству то, чего так усердно ищут.

О кладах следует заметить, что, за малыми изъятиями, они есть награбленное, добытое разбоем и разными неправдами добро; если оно не омыто человеческою кровью, так в скоплении его сочетались алчность и скаредность, медленно, но прочно подтачивалась жизнь скопидома, — что опять же отзывается убийством. Ввиду сего на кладах лежит прямое и косвенное проклятие, которое, собственно, и губит кладонаходчиков, по большей части проматывающих и найденное добро и свое трудовое.

Когда владелец добра пожелает скрыть его в землю и тут же наложит заклятие, кладник сторожит момент закрытия клада первым слоем земли, подхватывает и уносит вглубь. После сего и положивший клад уже не хозяин сокрытого добра, которое он может вновь увидеть разве для того только, чтобы сделать надбавку; воспользуется же им иной корыстолюбец, алчник, искатель легкой наживы. Кладник поднимает сокровище к поверхности земли и злобно наблюдает за корыстолюбцем, который уже не отойдет прочь, пока не совершит гибельной сделки с кладником и собственною честью.

В редких случаях кладник поднимает к поверхности земли то один, то другой клад для проветриванья. Этот момент самый удобный для захвата клада, без потери для кладонаходчика, лишь бы на сю пору при кладе не было его страшного хозяина. Но это делается так редко, такому ограниченному числу счастливчиков, что на них трудно и указать.

Водяники

Из нечистиков, хозяйничающих в водовместилищах, необходимо выделить тех, что обитают в открытых чистых водах, собственно потому, что они как-то ближе к человеку, иногда даже покровительствуют ему почти с тем же бескорыстием, как и домовые. Такие нечистики обыкновенно называются водяниками; они бывают: вирники, или омутники, и тихони; первые ютятся в движущейся воде, а вторые — в стоячих водах — озерах и прудах. Но эта рознь столь незначительна, что позволяет говорить о всех водяниках заодно; к тому же один и тот же водяник способен занимать и текучие и стоячие водовместилища, лишь бы они сообщались друг с другом.

По внешнему виду водяник есть среднего роста глубокий старик, с длинною лопатистою бородою, с такими же длинными волосами на клиноподобной голове, с гладкою лоснящеюся кожею, расплывшимся лицом, одутловатым брюхом и непропорционально длинными ногами, имеющими между пальцев перепонки. Кроме того, и все тело водяника покрыто длинными волосами, которые, при ближайшем рассмотрении, есть тонкие струи воды или же тина и водоросли, приставшие к покрову его. В таком именно виде водяник предстает в момент выхода из воды; оставшись же на суше столько времени, сколько нужно для стока воды с тела и освобождения тины и водорослей от мокроты, водяник быстро начинает терять облик, не может вернуться в воду и погибает: тонкий пласт высохшей тины и водорослей, обтянутый едва приметною плевою, — вот жалкие остатки погибшего водяника! Но если такой пласт, никем не нарушенный, будет подхвачен поднявшеюся водою или будет вброшен в воду человеком, водяник оживает и в последнем случае остается признательным за спасение, — что может доказать при потоплении своего спасителя, которого не только не примет, как жертву, но представит на неглубокое место, пододвинет бревно, куст и прочее. Да и в последующее время водяник будет выражать признательность загоном, например, рыбы в сети своего спасителя.

Признательность и вообще расположение водяного к человеку, между прочим, сказывается и в следующем: он принимает покровительствуемого спать на свою постель, находящуюся на дне водовместилища, причем на спящего не упадет даже и капли воды. Постель водяника, обязательно предоставляемая немногим избранникам, чарующе мягка, с волшебною обстановкою: над спящим сводчатая, тонкая, как паутина, сень, сквозь которую он видит жизнь растений и водных животных, переливанье воды, игры русалок; но если такой человек ткнет пальцем в пелену — вода немедленно просочится в дыру и зальет неосторожного.

Вне сего соотношения водяник в шутку и злонамеренно распугивает рыбу у сетей рыболова, разъезжая на своем любимом коне (соме), рвет и выворачивает сети и другие снаряды, раскапывает мельничные плотины, портит и срывает мельницы; зорко сторожит купающихся, улавливая жертвы между ними, рыболовами и неосторожно упавшими в воду, причем не делает пощады и скоту: усевшись на плывущее или барахтающееся в воде животное, водяник катается на нем и своею тяжестью придавливает его ко дну. Если же он только подшучивает, играет и нежится, то видно будет, как в том или другом месте нежданно заклубится вода, всплывут на поверхность пузыри, станут расходиться круги, а ночью, при тихой погоде, хлопает ладонями по поверхности воды, или ревет по-коровьи, крякает по-утиному, визжит и блеет, подобно приводным птицам. В свою очередь, во внезапном разливе скромной речки и ручья, в напоре их вод, в замучиванье чистой доселе воды приходится видеть то шутки водяника, то свадьбу его; при последней не выдерживает самая крепкая плотина, мельница, и всегда должна здесь быть человеческая жертва.

Водяников сравнительно немного — по одному на каждое водовместилище: озеро, пруд, реку, невысыхающую лужу, колодезь, — и только при мельнице их бывает столько, сколько поставов, или водяных колес, на которых водяники держатся (на вершине) при верчении. В течение дня они обыкновенно лежат распластавшись на дне и только после солнечного заката начинают свою деятельность; но в неделю перед Ильиным днем водяники проявляют деятельность и днем — их непонятное для людей возбуждение особенно опасно в это время.

Подобно домовым, водяники не сходятся один с другим сколько по вражде, столько и за невозможностью перемещений через сушу. Посему часто случается, что два водяника — речной и колодезный, — живущие в двух-трех саженях, знают друг друга заочно, по голосу и всплеску вод, разговаривают, никогда не видясь. Впрочем, если бы и доступно было перемещение водяников в чуждую область, они не могли бы выдержать свойств новой воды. Люди пользуются этим для вывода водяников и, соединив канавою, или каналом два водовместилища, одновременно уничтожают двух водяников. Кроме сего, водяников можно выживать свистом, которого, подобно лешим, они не переносят, как не переносят золы, всыпаемой по утрам (нюшками) в воду: водяник отравляется от золы, неистово мечется от свиста и кончает тем, что разбивается о подводные камни или о подводные завалы. Метания водяника крайне опасны: проходящего по берегу он хватает за полу, опрокидывает лодку едущего по воде, того и другого уносит вглубь. Если такой человек сумеет уйти от водяника, он не избежит несчастья на суше: сухопутный нечистик отомщает за водяника, особенно когда при свисте и бросанье золы в воду было помянуто имя водяника.

Каким бы путем ни заполучил водяник свою жертву, он долго тешится ее отчаянными порывами освободиться от воды: то поднимет к поверхности, даст вдохнуть воздуха, то снова еще глубже опустит вниз, до тех пор, пока, вконец обессиленная, жертва не упадет на дно. Но и тут водяник продолжает томить жертву образами возможного спасения. Окончательно убив свою жертву, водяник сгоняет к трупу пиявок, раков, жуков, чтобы те издевались над телом, от которого он отстает по извлечении души; эта последняя поступает на службу к водянику.

Посинелый труп утопленника говорит о том, что жертва была весьма смутного, даже сатанинского происхождения; водяник равнодушен к таким утопленникам и предпочитает жертвы с чистою, христианскою душою. Труп такой жертвы часто навсегда удерживается водяником, который укрывает его в хлудах, в корнях прибрежных деревьев, между камней.