— Я прекрасно себя чувствую, — перебил я её, и это очень не понравилось товарищу майору. Она даже слегка «ойкнула».
— Вы забываетесь, товарищ лейтенант.
— А я думаю, это вы забываете, что стране нужны готовые служить. Здоровье выходит на второй план, когда у человека есть определённые знания и умения. Вы лишаете страну перспективного лётчика, а не лично меня возможности летать.
При этих словах Белла Григорьевна хлопнула по столу и нагнулась ко мне. Ей сейчас не хватает кожаной плётки и латексного костюма, настолько серьёзное у неё выражения лица и готовность меня «наказать».
— Я вам предлагала нормальный путь. Можно сказать, шанс. Вы же, как и многие до вас, только и видите в себе перспективных, умелых и незаменимых, — начала она повышать голос. — На заседании комиссии я буду рекомендовать вас полностью списать с лётной работы. Пойдёте в эти… ваши… ну, которые долго не живут… авианаводчики, в общем. Вам там самое место. Лицо в мыле, а задница в дырках! Теперь это будет ваш удел.
Ха, напугала ежа голой попой! Как будто я никогда не был в шкуре ПАНа. Однако слова этой тёти начинают меня выводить из себя. Главное — не перейти границу.
— Это мерзко с вашей стороны так отзываться о людях этой героической специальности.
— Я сама решаю, как и про кого мне говорить, лейтенантик! — усмехнулась Белла Георгиевна. — Не забывайте, в этом госпитале всем плевать, какой вы заслуженный и нужный стране, какая там политическая повестка и ситуация в мире, есть война или её нет, кто ты и что ты за вон тем КПП. Вы свободны, товарищ лейтенант.
Дальнейшие препирания были уже бессмысленны. Остаётся только единственный шанс, что на заседании комиссии примут иное решение, а пока у меня светится надпись не самого лучшего содержания — «не годен к лётной работе».
На выходе я не стал разговаривать с Марком, а пошёл сразу к себе в отделение. На сегодня у меня все назначения были завершены. Оставалось завтра пройти барокамеру и дожидаться понедельника. Там должно состояться заседание центральной ВЛК.
Первым делом, я зашёл в кабинет к начальнику своего отделения, который вёл меня на всей «дистанции».
— Молодец, Родин! Всё у тебя хорошо! С врачами говорил, все довольны. Завтра барокамера и пойдёшь в понедельник за своим «добром» на полёты, — улыбался мне врач-подполковник, листая историю болезни. — Чего молчишь и хмуришься?
Как раз терапевт практически долистал до раздела «Хирург» в истории болезни.
— Сейчас увидите, Альберг Иваныч, — вздохнул я и в тот же момент подполковник обнаружил кляксу от Беллы Георгиевны.
— Вот же ша… шевелюра у неё, чтоб сгорела! — выругался Альберт Иванович. — Откуда она нарисовалась? — обратился он ко мне, будто я знаю ответ на этот вопрос.
— Товарищ подполковник, вопрос явно не ко мне.
— Тьфу! Ерунда какая-то! Я специально вам Семёныча сунул хирургом, чтоб проблем не было. Эта майорша всех уже достала. Приедет здоровый человек, так обязательно повесит ему диагноз какой-нибудь. Статистику, что ли, ведёт.
Сейчас вспоминаю встречу с Садовниковым и Волком. Теперь я понимаю, о каком везении они намекали. Похоже, им тоже довелось пересечься с Беллой Георгиевной.
— Ой, брат, мы с тобой попали! — начал чесать затылок мой терапевт. — Будь готов к не самому радостному вердикту, если только на заседании комиссии мы не отстоим тебя.
— А кто будет отстаивать? — спросил я.