Авиатор: назад в СССР 8

22
18
20
22
24
26
28
30

— У меня несколько другая информация. Чем можете доказать?

— Пойдём, а то времени нет, — сказал я, но Никитин не дал мне уйти и быстро встал у меня на пути.

— Что вас объединяет? Поляков не даёт мне ничего о тебе узнавать, мол, это его хлеб. На мои вопросы на совещаниях о тебе все говорят, чтобы я к тебе не лез. В чём причина?

— Ну, ты если знаешь, чего спрашиваешь тогда, — улыбнулся я.

— Хочу понять. Мне не нравится, что в моём полку есть человек вне системы. Так в чём дело? Я же могу кое-чем насолить тебе, — ехидно улыбнулся старлей.

Вот пристал! Он меня к Асе ревнует что ли? И так решил нервы пощекотать?

— Ладно, можешь себе записать, — сказал я и подошёл ближе к Никитину, дабы прошептать ему информацию.

— Я запомню, — тихо сказал он и приготовился слушать.

— Я прибыл из будущего. Всё знаю, что будет завтра, и эту информацию довожу до КГБ. И сейчас ты мне мешаешь делать свою работу, — улыбнулся я и прошёл мимо него.

— И ты думаешь, я в это поверю? Бред какой-то, — громко сказал он мне вслед.

Естественно, бред! И где только таких умных набирают?!

В кабинете Краснов был один и спокойно сидел за столом, читая одну из местных газет на дари.

— Проходи Сергей, — сказал он, когда я закрывал за собой дверь. Никитин решил остаться снаружи.

В кабинете тихо играла музыка из иностранного магнитофона, явно купленного в одном из местных дуканов. А может, и за чеки в Военторге. Владимир Высоцкий пел о том, чтобы «друг прикрывал ему спину как в этом последнем бою».

— Знаешь, что за песня? — указал Краснов на магнитофон с надписью «Шарп».

— «Их восемь нас двое». Про нас, про лётчиков, — сказал я на манер знаменитой фразы из фильма про подводников.

— Да, согласен. Ты по делу? Я просто тороплюсь, — сказал Краснов, но даже не шевельнулся, чтобы встать из-за стола.

Да, да! И куда же он в Афганистане торопится? В тетр, наверняка!

— У меня для вас информация, — сказал я и без разрешения присел напротив.

Краснов сосредоточился и отложил в сторону газету. Магнитофон Леонид Борисович не отключал, будто боялся прослушки.