- Ясно, - не воспринимала Розалинда, ощущая, что вместо ее ценностей и идеалов витает только пепел, где-то там, в глубине души. - Ты ведь этот… Как их? Скептик?
- Релятивист. Ничто не истинно, - уточнил с легкой улыбкой мудрого наставника и учителя Цетон. - Скептики верили в существование истины, говоря, что нет ее четких критериев. По моему мнению, и она сама не более, чем призрак, умозрительная спекуляция бездельников. Я предпочитаю препарировать вещи более реальные и насущные, к примеру, сейчас моя святая обязанность оберегать Вас от дождя с помощью зонтика, пока вы не дойдете до машины. Вот так.
По лицу молодого человека пробежала довольная улыбка, он проследовал за руль, бесшумно захлопнув дверцу.
- А твой договор разве не истина для тебя? - спросила, вырисовывая рыжим пожаром на фоне серого полосатого стекла Розалинда.
В зеркале над лобовым стеклом отразилась насмешка водителя:
- Не сказал бы. Следование его правилам достаточно вольное. Моя вежливость и услужливость - моя личная воля, можно сказать, моя прихоть.
- Не забывайся, - командовала девушка. - Хоть ты и господин, но ты слуга!
Кажется, она не осознавала полное противоречие самой себе. Автомобиль, отличный бордово-алый Альфа-Ромео, тронулся. Мимо уныло поплыли улицы, почти такие же, как в родном Петербурге, но, кажется, еще более загруженные, задымленные осенью…
“Я умерла? - размышляла Розалинда. - “Сознанье смерти или смерть сознанья”… Кажется, это Байтов… Я раньше много читала стихов, а потом все смешалось, не осталось нужных слов, врачи не давали волноваться, не давали читать, родители не приносили книг, а вдруг я бы смогла сформулировать Вопрос? Мне бы уже и без Ответа его одного хватило… Тяжело ведь, когда со всех сторон ощущаешь, что все убеждены, будто ты делаешь что-то не так, не то, а что - не говорят! Да… Зато Цетон всегда соглашается, как я понимаю, однако, я уже догадываюсь о цене его соглашений”.
Шоссе стало, притом совершенно глухо, то есть не имелось более никакой объективной легальной возможности продвигаться дальше со скорость превышающей двадцать километров час, если не меньше. Цетон недовольно прицокнул языком, понимая, что доставляет неудобства своей хозяйке. Последняя, между тем, не обращала на скорость движения никакого внимания, рассматривая из окна медленно уныло текущие мимо здания и дороги, продолжая размышлять: “Интересно и жутко, что же плели злые языки про нашу семью, когда все так сложилось? Что говорили про отца? В общем-то, меня мало заботит общественное мнение, как и все прочее, даже сама суть жизни, меня ничто более не волнует, но все-таки я ненавижу, когда маленькому ребенку, словно в укор говорят: “твой безответственный отец” или ” твоя ненормальная мать”… В чем он виноват? В том, что они его родили, вышвырнули в этот мир, чтобы потом его упрекали существованием таких родителей? Неужели такое теперь плетут про брата и сестру? Как бы я хотела… Нет. Я не умею ничего желать, но… Я обязана остаться с ним, вырастить их… Впрочем, мое присутствие будет проклятой тенью напоминать окружающим об ореоле сумасшествия вокруг нашей семьи. Если все, как я думаю, то мать вовсе не безумна. Кто же новая любовница отца? Почему Ворон говорил о каких-то врагах? Я ничего не понимаю в этом огромном внешнем мире, а еще меньше в своем, еще более огромном, внутреннем. Там, в душе, как будто бы пустыня с вечно воющими ветрами. Как мне познать ее? Где найти землю для ростков прекрасного и великого? Да и зачем…”
Девушка прислонилась к стеклу, затем, сминая пальто, сползла боком на сидение с легким капризным вздохом ребенка, уставилась неподвижно вдаль через лобовое стекло, Цетон искоса поглядывал на девушку в зеркало заднего вида, начинал услужливо суетиться, ловко лавируя между машин, как вдруг…
- О нет!.. Госпожа!
========== Часть 6 ==========
Миг - и злосчастный “Альфа-Ромео” оказался беспощадно смят тяжелым “КАМАЗом”, резко перестроившимся из другого ряда. Отлетели в разные стороны покрышки, смялись консервной банкой двери, полопались, вылетая разноцветными брызгами, стекла, двигатель бешено загудел и затих.
На дороге образовалась сутолока, произошло одновременно несколько мелких столкновений, однако “КАМАЗ” как будто прицельно намеревался раздавить именно эту машину, от которой все меньше оставалось былого великолепия, а о судьбе пассажиров и думать не стоило, вернее, так посчитали проезжающие мимо автовладельцы. Кто-то уже пытался позвонить в соответствующие службы, при этом никто не заметил, с какой непринужденностью после столкновения скрылся с места преступления почти неискалеченный грузовик, преодолев неизвестным образом еще более уплотнившуюся “пробку”.
Жуткий случай уже привлек зевак. Машина окостенела, как в крови, ребрами железа в своих обломках и никто не мог распознать судьбу водителя и пассажирки, о наличии которой не многие и знали. Слышались возгласы, но большинство все еще боялись приближаться к опасному объекту, словно выжидая, пока произойдет взрыв. Наконец нашлись смельчаки, которые поспешили на помощь, однако каково же оказалось их изумление, когда в мешанине и хаосе того, что когда-то называлось салоном не обнаружилось и следов чьего бы то ни было присутствия, только кое-где ужасными рубинами отливали чернильной густотой медленно запекающиеся пятна свежей крови. Но чьей?
- Что случилось? - вертела головой Розалинда, кажется, не ощущая никакого потрясения, словно все произошло не наяву. Ее легкое, даже костлявое, тело крепко сжимали сильные руки. Неподвижный взгляд Ворона исподлобья озлоблено буравил расколотую и, как через мясорубку, перемолотую машину, на миг даже показались его мелкие крепкие белые зубы, сжатые так, что над ними сливались в общее пятно таким же белым ровные десна в общем негодовании предельной молчаливой ярости.
- Наши враги все-таки в Москве, вернее, их крысы, - прошипел Цетон, при этом лицо его вовсе потеряло человеческий вид, но вскоре вернулось в свое холодное услужливое и расчетливое безразличие от слов Лилии.
- Ты ранен? Что это за кровь?
Мужчина нехотя поглядел на вид своего тела: оно выглядело не многим лучше тела машины, особенно, со спины. Видимо, он использовал себя как щит при спасении госпожи. Но раны уже постепенно затягивались, оставляя лишь колоссальные прорехи на дорогом пиджаке. Левая нога, тем не менее, как заметила Лилия, по-прежнему выглядела сломанной в нескольких местах, как будто даже закрученной адской пружиной.
ebooksa