В конечном итоге, мне все же пришлось смириться с неизбежным и признать, что последние робкие надежды унеслись прочь вместе с завыванием осеннего ветра. Мэган Джеймс исчезла, нарушив мой запрет и отправившись в лес.
Теперь оставалось только одно – дождаться прибытия столичного детектива и постараться спасти несчастную девушку. Я практически был уверен в том, что история повторится с точностью – так, как это уже бывало с прежними жертвами.
Очутившись в темно-зеленой чаще, люди теряли память, блуждая между деревьями какое-то время, а затем их, растерянных и полубезумных, находили на аллее, примыкавшей к кромке леса.
После этого у больных неизбежно и стремительно развивалась необъяснимая бессонница, в конечном счете и приводящая к полному истощению и дальнейшей неминуемой гибели. Поговорить с пострадавшими не представлялось возможным – первые несколько суток люди плели какую-то бессвязную околесицу, а на третий день полностью утрачивали любую связь с реальностью.
Все это выглядело так, будто по какой-то причине у потерпевших мутился рассудок, и они, медленно угасая, теряли всякий покой, аппетит и сон.
После изнурительного разговора с миссис Джеймс, во время которого она безостановочно рыдала в руках у уставшего мужа, я поехал домой, чтобы хотя бы немного отдохнуть перед завтрашним днем. Если верить тому, что я услышал из недавнего телефонного разговора с Эрлом Майерсом, детектив должен был приехать в Блэк Вудс уже завтрашним утром. Вот почему я втайне надеялся на то, что грядущий день станет переломным для нашего опустошенного горем и страхом городка.
Однако, как и прошлой ночью, я несколько часов безуспешно старался уснуть, валяясь в своей постели. Будто назло, сон обходил мой дом стороной, и я мучительно заставлял себя вновь и вновь сомкнуть уставшие веки. Это длилось так долго, что в какой-то момент я с раздражением стащил с себя одеяло, поднялся из постели и, беззвучно ругаясь себе под нос, вышел в коридор.
Пока чайник вскипал на плите, сипя своим тонким носиком, я с угрюмым лицом рассматривал темноту, ползущую к моему дому со всех сторон. Одинокие уличные фонари лишь отчасти разбавляли ее своим тыквенно-бледным мерцанием, так что поздняя осень вовсю резвилась на аллеях беспокойно дремлющего города.
Чашка сладкого чая с молоком исчезла в моем пустом желудке, и я с искренней радостью осознал, что на меня наконец начинает наваливаться сонливость. Я наскоро обмыл пустой молочник, вернул его на законное место на полке, потянулся и решил вернуться в постель.
И в это самое мгновение полицейская рация, висящая в коридоре на крючке вместе с верхней одеждой, издала тихий, вкрадчивый треск. Я вздрогнул и остановился, замерев на месте.
В пустом и темном коридоре алая лампочка, внезапно вспыхнувшая на приемнике, казалась плохим и опасным предзнаменованием. Я машинально бросил взгляд на старые настенные часы, висящие над холодильником. Близился четвертый час ночи.
Я шагнул к вешалке и прислушался. Рация продолжала гореть красным, но ничего, кроме тихого шипения, из нее не доносилось.
Решив, что старый доктор случайно уронил прибор на пол или забыл вынуть на ночь батарею, я уже отвернулся, чтобы вернуться в кровать, но в то же мгновение треск и шипение стали громче, заполнив жуткими звуками весь мой дом.
– Ни-ик, – проскрежетал голос из рации, лишь отдаленно напоминая интонацию старого доктора. – Ни… Ник…
Стащив приемник с крючка, я поднес его к губам, после чего щелкнул кнопкой и неуверенно произнес:
– Доктор Вайнс?
– Ник… – казалось, помехи становились все громче с каждой секундой, так что голос из рации звучал едва слышно. – Ник, мне нужна твоя помощь…
– Что случилось?
Я напрягся, готовясь услышать худшее. Если местных после исчезновения Мэгги охватила паника, они вполне могли пробраться ночью в больницу, а затем напасть на старика, чтобы он не мешал расправиться с Кристин.
За последние дни этого я опасался больше всего, всей душой надеясь, что у горожан все же еще сохранился здравый рассудок, несмотря на чудовищные происшествия, терзающие Блэк Вудс.