Глушь

— Ты пьяна.

— И что с того?

Она спустила шорты до середины бедра и провела рукой по огненно-рыжим лобковым волосам.

Эрни прикусил губу и решительно сказал:

— Ты все лаешь, да не кусаешь, Патриция. Ведешь себя как слетевшая с катушек городская баба, у которой кризис среднего возраста. Заигрываешь со мной, как будто не знаешь, что я влюблен в тебя со школы. Думаешь, узнаешь о себе что-нибудь новенькое? Хрень собачья, даже если мы трахнемся, то все, что ты получишь, — чувство, черт тебя побери, вины перед мужем. Мы оба знаем, что ты не собираешься изменять ему. Можешь вести себя как конченая шлюха, но я не куплюсь на это и не буду стоять здесь как чертов идиот!

Эрни развернулся и пошел обратно к месту, где проходил пикник.

Реальность стукнула Патрицию по носу. Она чуть не плакала, натягивая шорты и блузку. Здравый смысл потихоньку проникал сквозь затуманенный алкоголем и похотью разум.

«Я просто испорченное, грязное животное. Не из-за детства, родителей или изнасилования. Не из-за доктора Салли, Байрона, Эрни или кого бы то ни было. Это все я, и только я одна. Пора уже взять себя в руки, прямо сейчас», — собиралась с мыслями Патриция.

Пикник был в самом разгаре. Поселенцы, те, кто постарше, разожгли большой костер в центре поля. Патриция обошла толпу, прячась в тени. Она больше не выглядывала Эрни и была слишком смущена, чтобы показаться кому-то на глаза. После нескольких глубоких вдохов она почувствовала себя чуть менее пьяной и пошла по направлению к дому.

Единственным человеком, который заметил ее уход, стал Эверд Стэнхёрд — он наблюдал за празднеством из-за деревьев. Старейшина смотрел, как Патриция идет домой.

— Возможно, она может помочь нам, как ты и сказал, — заметила Марта Стэнхёрд. Она держала мужа за руку.

— Возможно, любовь моя, или я целиком ошибся, и великий Господь посчитал меня негодным провидцем.

Часть вторая

Шериф Саттер весь день чувствовал себя не в своей тарелке. Утром он проснулся с грандиозной эрекцией (редкой для мужчины его лет), но, когда взглянул на храпевшую рядом жену, понял, что скорее попытается совокупиться с ламантином. Пончики с желе, которые он взял на завтрак в «Квик-Марте», оказались черствыми. С утра его атаковала головная боль, где-то на пять из десяти, а к полудню, от пыльцы и жары, она разошлась до восьми из десяти. В его городе происходило всякое дерьмо, с которым Саттер не мог разобраться, и единственное, чего он ждал весь день, — пикник Поселенцев, который отлично стартовал, но затем захрипела рация, и Трей вызвал его в участок. Что-то случилось. Иисусе!

— Почему свет выключен? — спросил Саттер, как только вошел.

Взгляд Трея выражал полное недоумение. Он устало потер лицо.

— Все идет под откос, шеф. Не знаю, с чего начать.

Саттер взглянул на часы. Его терпение иссякало в такт уходящим в небытие секундам.

— Ты вызвал меня сюда, в полночь, Трей! И выключил весь свет. Начинай говорить, сейчас же!

— Рики Коудилл мертв, — выпалил Трей.