Глушь

22
18
20
22
24
26
28
30

На поляне, залитой лунным светом, лежит на спине Этель. Тучный мужик энергично двигается между ее раскинутых ног. Комбинезон сполз вниз, и бледные ягодицы дрябло вздрагивают в такт его движениям.

Внутри Вильфруда вспыхивает пожар, но крошечная часть его мозга успевает перехватить управление и обращается к логике.

«Что случилось?» — возникает мысль.

Боль в голове такая, словно туда вбили гвоздь. Они с Этель собирали сморчки? Да, ведь на подходе пикник клана. Она бросилась в темный лес по велению кости.

«Я нашел ее, — вспоминает он. — Она лежала, и... там был еще кто-то!»

Вильфруд вспомнил коренастую тень, тяжелый удар, мутное забытье и теперь...

Вот это.

Вильфруд понял, что привязан к дереву. Запястья сведены за стволом, их удерживает веревка. Вторая проходит прямо между его зубами и работает одновременно как кляп и удавка. В ужасе осматриваясь, он замечает, что рот Этель заткнут похожим кляпом. Все, что они могут, — слабо хрипеть, а значит, никто их не услышит.

Мужчина, насилующий его жену, смотрит через плечо.

— О, смотри-ка, милая. Твой муж, наконец, проснулся. — Толстая рожа гадко ухмыляется. — Привет, Вильфруд! Ты же не возражаешь, чтобы я оттрахал как следует твою женушку, да?

Вильфруда трясет от ярости. Он узнает дородное лицо — это Джуниор, один из мальчиков Коудилла. Вильфруд борется с узлами, но бесполезно. Веревка только сильнее врезается в запястья, а когда он пытается кричать, из глотки вырывается невнятный хрип.

Хрипы Этель эхом отдаются в ушах Вильфруда. Джуниор душит ее кожаным шнуром от подвески. Он стягивает его, пока лицо Этель не темнеет и язык не начинает вываливаться, и тогда Джуниор отпускает шнур, чтобы она не потеряла сознание и не умерла. Он хочет, чтобы она была в сознании.

Но почему он это делает?

И что будет, когда он закончит?

Джуниор похрюкивает, закручивает шнур, резко двигается два-три раза и замирает.

Вскочив на ноги, он подтягивает комбинезон и отряхивается.

— Не самая лучшая штучка, которая у меня была, но не так уж плоха. Для старушки. Сколько ей, Вильфруд? Около шестидесяти? Мне нравятся помоложе, десять-одиннадцать лет, но на безрыбье... все лучше, чем ничего, а?

Джуниор извергает из себя поросячий визг, который заменяет ему смех. Закончив, он вновь бросает жадный взгляд на неподвижную Этель.

— Ой, черт! Не говори мне, что она сдохла! Вечеринка только началась! — Он опускается на колени, несколько раз бьет ее по лицу, затем прикладывает ухо к обнаженной груди, чтобы послушать сердце. — Вот так! — говорит он. — Нам повезло, Вильфруд. Ее часики все еще тикают. — Он встает. — Давай ей, может, на лицо воды плеснем маленько, чтоб очухалась.

Вильфруд рычит и бьется в веревках. Джуниор расстегивает ширинку и мочится на лицо Этель. Она действительно приходит в себя, осоловело водит глазами, пытаясь понять, что происходит.