Она послушно повиновалась.
"Это точно?" — спросил он ее.
"Точно", — сказала она, а потом — в этом не было и следа наигранности, она просто ничего не могла с собой поделать — она громко разрыдалась. Он обнял ее одной рукой. Когда слезы понемногу начали иссякать, она задала вопрос, который беспокоил ее больше всего.
"Папочка, ты по-прежнему любишь меня?"
"Что?" Он посмотрел на нее удивленно. "Ну да, я по-прежнему очень люблю тебя".
Она снова разрыдалась, но на этот раз он предоставил ее самой себе, а сам принялся раскуривать трубку.
"Ты расстроен?" — спросила она.
"Я не знаю. У меня никогда раньше не было беременной дочери, и я толком еще не уверен в том, как это следует воспринимать. Это тот самый Джесс?"
Она кивнула.
"Ты сказала ему?"
Она снова кивнула.
"Ну и что он говорит?"
"Он говорит, что женится на мне. Или заплатит за аборт".
"Женитьба или аборт", — сказал Питер Голдсмит и затянулся трубкой. "Малый не промах".
Она посмотрела на свои руки. Грязь забилась в небольшие морщинки на костяшках и под ногти. Руки леди выдают ее привычки, — услышала она внутри себя голос своей матери. Мне придется выйти из церковной общины. Беременная дочь. Руки леди…
Ее отец сказал: "Я не хотел бы совать нос не в свое дело, но все-таки он… или ты… вы соблюдали какие-нибудь предосторожности?"
"Я приняла противозачаточную таблетку", — сказала она. "Но она не подействовала".
"Ну тогда здесь нет ничьей вины, разве что ваша общая", — сказал он. "И я не могу обвинять тебя в чем-нибудь, Фрэнни. В шестьдесят четыре забываешь, что такое двадцать один. Так что оставим разговоры о вине".
Она почувствовала огромное облегчение. Ощущение было немножко похоже на обморок.
"Твоя мама найдет, что сказать тебе о вине, и я не остановлю ее, но я не буду с ней заодно. Ты понимаешь это?"