Поднявшись, Геша выглянул из люка.
– Кто такой? Чего надо?
Немец был в черной форме СС с одной квадратной звездой в петлице – шарфюрер, значит, – но без фуражки, со смешным рыжим чубом.
– Их бин… Я есть Густав Фезе, я есть… я быль танкист тоже! Я бежал, можно меня… как это… посадить, расстрелять можно тоже, но потом! Госпотин полковник, умоляю! Спасите моя невеста! Ее арестовали СД и держат в родовая усадьба Шварценштайн! Дас штимт! Моя невеста звать Эльза фон Люттельнау, она помогала ваш НКВД. Нет, Эльза не быть агент, но она передавала фажные сведения настоящему агенту. Спасите ее, господин полковник!
Репнин покусал губу. Перед ним был враг, но враг побежденный, согласный даже на расстрел, «но потом». И как же не спасти невесту?
– Ваня, свяжись с Лехманом, скажи, чтобы выделил танковый взвод, будет следовать за нами. Густав, далеко до этого вашего Шварценштайна?
– Нет! – возликовал Фезе. – Софсем рядом! Тесять километров, я покажу!
– Слышал, Ваня?
– Так точно!
– И Кочеткову передай, пусть шлет два бэтээра.
– Есть!
Вскоре послышалось лопотанье гусениц, над высоким бурьяном завиднелись башни «сороктроек».
– Густав, залезай на броню, будешь показывать дорогу.
– Йа, йа! Йаволь!
Немец ловко взобрался на танк и уцепился за скобу – в «тридцатьчетверках» таких не было, и десанту следовало проявлять чудеса ловкости, чтобы удержаться на броне.
– Иваныч, ходу!
– Есть, товарищ командир!
102-й бодро покатил по асфальтированной дороге, огибая холмы, поросшие дубняком, и оставляя позади замурзанное хозяйство угольных шахт.
Репнин торчал в люке, поглядывая то на Густава, то вокруг. Было заметно, что земля ухожена, что луг за холмами и не луг вовсе, а пастбище, запущенное по случаю немирного времени. Зато ферма поодаль смотрелась как картинка – беленые стены, красная черепичная крыша. На таких устроенных хозяйствах и вкалывала угнанная с Украины молодежь – парубки та девчата ехали в товарных вагонах на Немеччину, наивно полагая, что заработают там кучу рейхсмарок, а попадали в рабство. Как и полагалось унтерменшам…
– Уже плизко софсем, – сказал Густав. – Во-он за той рощей! Там река и усатьба.