В плане бункер напоминал букву «Г», и там, где сейчас проходил Геша, был седьмой этаж. Спустившись на шестой, Репнин оказался перед закрытой дверью – она просто притягивала к себе, уводя от прохода в сторону. Вернее, дверей было две, внешняя, деревянная и открытая, и внутренняя, стальная и запертая.
– Семенов, – сказал Геша, – сбегай к Кочеткову, скажешь, чтоб саперов направил сюда – эту дверь надо вскрыть.
– Есть!
Один из двойняшек убежал, грюкая сапогами, а Репнин спустился на пятый этаж, где когда-то располагались шифровальщики и особая охрана. Здесь, в длинных комнатах, рядами стояли пульты, путались провода и вороха бумажных лент, валялись стулья, висели наушники. В помещениях для охранников воняло оружейной смазкой и звучало гулкое эхо.
Теперь вниз вела мраморная лестница – Геше она напомнила спуск на какой-то из станций московского метро – помпезность зашкаливала.
Минуя помещение для генералитета на четвертом этаже, Репнин одолел ступени, ведущие на третий ярус – тут находились личные апартаменты Гитлера. Оглядываясь по сторонам и страхуясь, Репнин отворил дверь кабинета.
Большое помещение было обставлено, как роскошный офис – кресла, стол, статуя в углу, напольные часы, сейф…
– Амосов, будь другом, погляди, что там внизу.
– Сейчас!
– Там должны быть технические этажи, дизель-генераторы, очистные, канализация всякая…
– Понял!
Амосов, прихватив Семенова, сбежал вниз.
– Да-а… – протянул Полянский, оглядывая кабинет фюрера. – Не хило Адольф жил…
– Живет еще, – поправил его Репнин. – Пока!
Толкнув высокую дверь из полированного дерева, он перешагнул порог, ступая по оранжевому ковру. Тут была опочивальня и витал запах парфюма. Наверное, того, которым душилась Ева Браун.
Даже сувенир не возьмешь – пусто. Пусто на полках, в ящиках, кровать голая стоит…
Случайно заметив тень, Геша резко обернулся.
Одна из стен спальни была задернута шторами в оборках. Как оказалось, плотная ткань скрывала неприметную дверь в тайную комнату. На ее пороге стоял высокий немец, этакий образчик эсэсовца – сапоги блестят, хоть смотрись в них, черный мундир с рунами и прочими онерами да причиндалами сидит как влитой, на фуражке с высокой тульей щерится череп.
Гладкое, чуть ли не выскобленное лицо оберштурмбанфюрера выглядело холеным, даже так – породистым. И как же оно исказилось при виде русского танкиста в черном комбезе, в шлемофоне, сдвинутом на затылок, да в ватнике, наброшенном на плечи! Скривилось, перекосилось, обезобразилось.
– Руссиш швайн! – взвизгнул эсэсовец, хватаясь за кобуру.
ebooksa