Когда Анюта проснулась, доктор делал обход палаты. Ей объяснили: сотрясение мозга, сильный ушиб бедра, надорванная связка голеностопа, вот он, голеностоп, в лангете. Треснуло ребро, ободрана об асфальт рука, но ничего смертельного, через пару дней выпишут, так пусть больная позвонит мужу, или кто там у нее есть, чтобы забрал из больницы. Тем более что добрые люди, вызвавшие «скорую», догадались закинуть в машину и Анютину сумку с деньгами и телефоном.
Анюта задумалась — а ведь звонить-то и некому. Подружек разогнала — за то, что они замужем, а она уже почти нет. Софье Андреевне, что ли?
И Феденька! Где он, что с ним?!
В палате лежали еще три женщины, и Анюта, для которой очень важно было принадлежать к какому-нибудь «мы», сразу вписалась в этот коллектив. Две больные были постарше, одна — лет тридцати. Анюте объяснили, что Феденька не оставлен на улице, что он, скорее всего, в детской больнице, и помогли найти телефонный номер. Тридцатилетняя, которую звали Оксаной, сама позвонила, говорила с приемным покоем уверенно и властно, Анюта так не умела. Оказалось, с Феденькой все в порядке, хнычет и очень ждет маму.
Анюта поняла — нужно бежать… Но никому про этот замысел не сказала.
Когда общими усилиями Анюту успокоили, разговор зашел о мужьях и мужчинах вообще. Оксана была в таком же положении, что и Анюта, — уже почти не замужем. Но она искала нового мужа на сайтах знакомств и списалась с одним перспективным немцем. Анюте это было очень интересно — поиски мужчины всегда привлекали ее внимание. Оксана рассказала: немец Михель живет в Гамбурге, лет ему сорок, если не врет, многовато — но попытаться стоит, тем более что он уже заказал билет на самолет и обратно. А она, дура стоеросовая, слетела с лестницы и сломала две какие-то хитрые косточки в ступне да еще повредила локоть. Было подозрение на внутреннее кровотечение, но обошлось. Так что сегодня вечером ее уже выпишут, и она полетит в Гамбург с костылем!
— Да хоть с двумя, — сказала Оксана. — У меня же все готово, шмотки прикуплены, деньги поменяны. И, главное, был знак, что все получится! А оно — вон оно как получилось!
Она показала забинтованный локоть.
— Бывает, — ответила Анюта. — А что за знак?
— Я пошла деньги менять. У них там, в Германии, евры. Ну, не могу же я вообще с пустым кошельком лететь, мало ли что в аэропорту, и вообще — вдруг Михелю восемьдесят лет, и придется брать номер в отеле? Я взяла двести евров бумажками, двадцать — мелочью…
Анюта насторожилась.
— Сгребла в пакет, дома смотреть не стала, не до него — мы девичник устроили в честь моего отъезда к Михелю. Перебрали, конечно, где сидели — там и заснули. Всю ночь такое мерещилось — словами не передать! Ух! Ну, ты понимаешь.
Анюта кивнула.
— Утром стала разбираться с пакетами, то-се, что куда. Смотрю — а та дурочка в обменнике мне не двадцать евров выдала, а целых двадцать четыре! Надо же, как она себя обманула! Ну, думаю, знак…
Слух у Анюты отключился. Включился нюх. Как же она сразу не учуяла, чем пахнут руки Оксаны?!
А Оксана рассказывала дальше — как по доброте душевной решила вернуть в обменник эти четыре лишних евро — две двухевровые монеты, как после работы поспешила туда и в подземном переходе навернулась с лестницы.
— Там ступеньки совсем раскрошились, я, дура, не заметила, ну и вот!
Дальше была целая история, как фельдшер «скорой» вытаскивал Оксану из перехода. Поскольку она дважды теряла сознание, фельдшер заподозрил внутреннее кровотечение и привез Оксану в больницу. Тревога оказалась ложной, и она теперь ждала подружек, чтобы отвезли ее домой.
— К жениху с костылем, надо же! — веселилась Оксана.
Решение было принято. Когда Оксана заковыляла в туалет, Анюта смело полезла в ее сумку. Две пожилые пациентки перемывали косточки зятьям с невестками, ничего не заметили. Анюта даже не задумалась — руки сами проскользнули к нужному месту в глубине сумки и вернулись с добычей.