– Завтра тебя уже выпишут, и мы поедем домой, – сказала мама дедушке, что глядел только на нее. – Катюш, возьми вот тарелку у дедушки и сходи помой её? А я пока к врачу схожу.
Я схватила посудину и пулей вылетела из палаты. Моя психика была нарушена.
– Ты видел это? – спросила я шепотом Диму, который вышел вслед за мной. – Это же ужас… Почему он здесь? Почему он так изменился? Мы ведь совсем недавно по Скайпу говорили и с ним все в порядке было!
Дима ничего не отвечал мне, а только прижимал меня к себе. На следующий день родители с бабушкой уехали в город, а нас с Димой и Ваней забросили на пляж. Настроение было паршивым, но я, так же как и в больнице, заставляла себя улыбаться и продолжала демонстрировать спокойствие. Я понимала, что дедушка не сможет приехать на свадьбу. Сколько себя помню, а он всегда говорил, что очень хочет потанцевать со мной в этот день.
– Он сказал, если вдруг, что случится, – тихонько сообщила нам бабушка после ужина, – ни за что не отменяйте торжество.
Услышав это, я вышла прогуляться, чтобы никто не увидел моих слез. На моих глазах затухал самый родной, самый дорогой на свете человек. Мой волшебник больше не смеялся, не пил из огромной-огромной кружки горячий чай и не называл меня Катрусей, щипая за бока и крепко прижимая к себе. Теперь он все время лежал в их с бабушкой спальне и уже не мог вставать на ноги, а я все отчетливее понимала, что со дня на день мой любимый дедушка навсегда обретет покой.
Ссора накануне нашей с Димой свадьбы, свидетелями которой стали не только мои подруги, но и мама, поселила во мне зерно сомнений и неуверенности в том, что я творю. А творила я, к сожалению, не добро, как Дед Мороз. Пока визажист занималась моим образом и все время спрашивала, не готова ли я все-таки добавить яркости в макияже (а я была категорически против этого!), фотограф Влад и видеооператор Кузьма как ужи, извивались вокруг меня, просили поднять, опустить, наклонить голову, но чаще всего – улыбнуться.
– Послушай, сегодня твоя свадьба, – парировал Кузьма, и в его маленьких серых глазках было столько счастья, словно именно он в этот день – самый счастливый в мире жених. – Распахни взгляд, улыбайся, будь ярче вспышки! Ты что, так нервничаешь сильно?
– Нет, вовсе нет, – замотала я головой, а потом выдавила улыбку такую неестественную, что будь зеркало передо мной какой-нибудь живой субстанцией с чувствами, то треснуло бы от отвращения в ту же секунду.
Во мне стремительно расползалось жгучее раздражение ко всему, что происходило. В ушах продолжал звучать крик моего будущего мужа, я по-прежнему видела изумленные глаза своих подруг в зеркале заднего вида, которые уж явно не ожидали услышать от доброго Димы таких грубостей, да еще и накануне свадьбы, когда по всем негласным правилам жениха и невесты, мы должны просто слюной истекать друг по другу, а не общаться исключительно матами.
Когда сборы были окончены, я взглянула все в то же несчастное зеркало и буквально видела, как пар постепенно выходил из моих ушей. Все было не так. Толстый слой штукатурки хоть и не стягивал лицо, но превращал меня в фарфоровую куклу с огромными ресницами и такими яркими стрелками, что мои глаза на их фоне просто терялись. Но что было самым отвратительным, так это губы в персиковой помаде, блеске – черт его знает, но зрелище было настолько кошмарным, что я едва не разревелась только лишь от того, что не могла себе позволить выпустить всю свою злость на всех, кто принимал участие в этом воздушном и белоснежном цирке! Они всего лишь выполняли свою работу и не были виноваты, что в моей голове творился настоящий хаос, но, черт возьми, как же мне хотелось наорать на кого-нибудь, чтобы просто избавиться от этой негативной энергетики, что начала копиться во мне со вчерашнего вечера. А за это «отдельное спасибо» моему жениху.
– Хорошо. – Все, что я смогла сказать, оглядев себя в зеркале.
– Наша невеста такая сдержанная, даже чересчур, – сказала Светлана, визажист. – Скромная и тихая, как мышка.
Где-то внутри меня раздался пугающий смех. Какая-нибудь старушенция назвала бы его дьявольским.
Увидев меня, мама с трудом сдержала в себе слезы, что еще сильнее приблизило меня к той черте, когда от злости, прямо говоря, срывало башню. Фата была настолько длинной, что пришлось аккуратно свернуть её в несколько раз; мне с трудом удалось залезть в машину и положить воздушную ткань на колени мамы.
– Какая же ты красивая, – снова начала она, стараясь не прикасаться к фате. – А глазки какие яркие!
– Как шлюха, – буркнула я себе под нос и выехала на дорогу.
– А губки какие! Так непривычно видеть тебя в таком…
– Я как шлюха, мама! – вдруг повысила я голос, почувствовав, что плотина, удерживающая мою ненависть ко всему, что происходило, неизбежно рушилась. – Что это?! Эти ресницы! Зачем они?! Зачем эта помада?! Достань салфетку! Дай мне салфетку, я все вытру! Не могу смотреть на себя!
– Ты чего? – опешила мама и, стоило мне только взглянуть в её такие непонимающие меня глаза, я в сотый, – нет – в тысячный раз ощутила укол долбаной совести. В миг моя пылающая ярость сменилась всепоглощающей любовью, преданностью и благодарностью к родителям. Они ведь так старались превратить этот день в сказку, столько сил, времени и финансовых затрат…
ebooksa