Игра с огнем

Максим помог ей сесть на стул, метнулся к чайнику, возле которого осталась бутылка, отвинтил крышку и протянул ей. Она сделала несколько жадных глотков, стараясь дышать ровнее.

— Простите, — она явно пыталась сказать это снова спокойно и бесстрастно, но вышло плохо. Голос дрожал, а кожа все еще оставалась бледной, только веснушки на носу проступили ярче. — Я плохо переношу вид мертвецов.

— Да, это я уже понял, — хмыкнул Максим, садясь на соседний стул, но в любую минуту готовясь снова рвануть к ней, если понадобится. — Я просто хотел показать вам, что убийство Соболевой похоже на ритуальное. Отсюда и вопрос, не увлекалась ли она чем-то таким.

Елизавета Николаевна покачала головой, делая еще несколько контрольных глотков.

— Я никогда такого не замечала. То есть, я хочу сказать, она не приносила в подсобку никаких странных книг, дохлых кошек или летучих мышей. А разговаривали мы мало, только если сталкивались по утрам. Если у обеих были «окна» в одно время, я проводила их в классе, а не в подсобке. Поэтому о ее жизни почти ничего не знаю. Если бы она увлекалась чем-то таким, вряд ли стала бы мне рассказывать. Да и потом, это ведь ее убили, наверное, оккультизмом должен увлекаться убийца, а не она?

— Да, наверное, вы правы, — Максим вытащил из сумки блокнот, вырвал из него лист и написал на нем свой номер телефона. — Если вдруг вспомните что-то интересное, позвоните мне.

Она медленно взяла бумажку и сжала в руке.

— Может быть, проводить вас домой? — предложил он.

Елизавета Николаевна подняла на него непонимающий взгляд.

— Я все еще чувствую свою вину за то, что так напугал вас фотографией, — улыбнулся Максим. — И вы выглядите слишком бледной, чтобы это чувство вины уменьшилось.

Она покачала головой.

— Спасибо, я уже в порядке. Не стоит беспокоиться.

— Ну ладно. Спасибо за разговор и кофе.

Он еще раз посмотрел на нее, отчего-то понимая, что ему не хочется уходить, но затем кивнул на прощание и вышел из маленькой тесной подсобки.

Глава 8

Как только за полицейским захлопнулась дверь, Элиза судорожно выдохнула и разжала кулак. На ладони вместо бумажки с номером телефона лежала лишь горстка пепла. Стряхнув ее в мусорное ведро и тщательно протерев кожу салфеткой, Элиза схватила сумку и поторопилась к выходу. Впервые за все время работы в школе она покидала ее почти бегом.

На город уже спустилась ранняя осенняя ночь: темная, мрачная, укрытая низкими бесплодными тучами, а потому лесной пожар стало видно еще сильнее. Элиза старалась не смотреть в сторону леса, шла к дому, глядя только себе под ноги, но кожей чувствовала каждый всполох пламени. В воздухе остался только запах дыма, он вытеснил все остальные ароматы осени.

Она не понимала, что с ней происходит, почему этот пожар так действует на нее. Да, любой внешний огонь всегда провоцировал внутренний, заставлял терять контроль, но не до такой же степени. За два дня, прошедших с привычного ночного кошмара, который ничем не отличался от других ее кошмаров, Элиза выпила уже больше десяти литров воды. И это не говоря о том, что почти каждую свободную минуту проводила дома в ванной, наполнив ее до краев прохладной водой. А огонь все не угасал, причиняя почти физические страдания, иногда прорываясь наружу. Фотография, которую ей показал полицейский, только усугубила ситуацию.

Элиза сказала ему, что не переносит вида мертвых тел, но на самом деле даже не обратила внимания на погибшую коллегу. Ее взгляд приковал к себе выжженный круг, в котором лежала Марина Петровна. Это же был ее кошмар! Тот самый кошмар, который периодически мучает всю сознательную жизнь. Сколько Элиза себя помнила, раз или два в месяц ей снился огонь. Иногда все полыхало вокруг нее, и она не могла выйти, не знала, где находится и где выход. А иногда огонь принимал форму круга, и она понимала, что стоит внутри него. Пламя подбиралось все ближе, а она не могла выйти. Кожа на руках вспенивалась кроваво-черными волдырями, она кричала — и просыпалась от этого крика. Обычно за окном было уже светло, и Элиза совсем не помнила прошедшую ночь. Она точно знала, что просыпалась, потому что иногда по утрам на столе находила открытые бутылки с водой, которую, видимо, пила, прикончив всю ту, что ставила на ночь в спальне. Однажды даже обнаружила себя на диване в одежде, а дверь в квартиру была не только не заперта, но даже чуть приоткрыта. Соседка после сказала, что видела ее ночью возле подъезда, окликнула, но Элиза не отозвалась. Несколько часов после таких кошмаров огонь внутри полыхал гораздо сильнее обычного, однако никогда еще не горел вот уже два дня кряду.

С этим странным огнем внутри Элиза жила столько, сколько себя помнила, и уже почти стерся из памяти тот момент, когда она осознала, что не такая как все, что у других людей нет никакого огня, что они пьют воду, потому что хотят пить, принимают душ, потому что хотят помыться, и могут никогда в жизни не бывать в бассейне. Ее родители, конечно, знали об этой ее особенности. Именно поэтому и отдали ее в секцию синхронного плавания, хотя оба так или иначе были связаны с лыжами. Проводя в воде несколько часов в день, Элиза могла не вспоминать об огне месяцами. Даже кошмары ей тогда снились гораздо реже. Однажды она спросила у мамы, сколько же всего она сожгла в несознательном детстве, но та лишь пожала плечами, быстро переведя разговор на другую тему. Из этого Элиза сделала вывод, что много.