– Тебя мама зовет!
Джеймс на миг оцепенел, и кончик кисточки завис над холстом. Кровь отлила от его лица. Мы с ним напрочь забыли о времени.
Он убрал в сторонку холст, и мы поспешно покидали в ящичек рассыпанный по земле набор. Джеймс закрыл крышку, застегнул защелки.
– Вытяни-ка вперед руки, – велел он мне.
Я послушалась, и Джеймс бережно положил холст мне на предплечья.
– Осторожней, краска еще не высохла.
Я аккуратно держала холст.
– Это тебе. – Он поцеловал меня в щеку, чуть задержавшись губами на моей коже.
От удивления я резко вздохнула. Это его прикосновение было и приятным, и совершенно неожиданным. От волнения у меня все внутри задрожало.
– Пойдем, – улыбнулся Джеймс.
Я двинулась следом за ним к его дому. Мы торопливо шагали, стараясь не повредить его первую картину. Миссис Донато ждала нас на задней террасе. Сердито сузив глаза, она пристально смотрела на Джеймса. Точнее, на то, что я заметила лишь теперь: на его забрызганные краской руки и рубашку и большие грязные пятна на коленях. Потом ее взгляд упал на деревянный ящичек.
– Что это у тебя в руке?
Джеймс быстро глянул на меня и попытался спрятать ящичек за спиной.
– Краски, – признался он.
– Краски, – повторила миссис Донато, и ее губы сжались в тонкую полоску. – Краски – это ребячество. Это мазня и безобразие. Они отвлекают от главного, заставляя понапрасну тратить время. – Она подергала сына за ворот рубашки, где виднелся голубой отпечаток большого пальца. – Я вижу, ты уже начал понапрасну терять время. Заруби себе на носу, Джеймс: в твоем будущем нет места разным легкомысленным занятиям. – Потом она перевела взгляд на меня: – Я так полагаю, это ты подарила Джеймсу краски?
Перепуганная, я покорно кивнула.
– Это, конечно, очень мило с твоей стороны, деточка, но он не может принять такой подарок. Джеймс, верни его, пожалуйста, – или я буду вынуждена выбросить его в мусор.
– Но…
– Ты вздумал мне перечить?
Джеймс опустил голову, уставясь на ботинки.