– Вы жалуетесь на амнезию, и вместе с тем у вас феноменальная память!
– Это память иного свойства. Я склонен полагать, что моя голова нарочно впитывает все это, – Вадим небрежно махнул рукой в сторону шахматной доски, – чтобы заполнить пробелы, которые образовались после того, как я напрочь забыл свое прошлое.
– Ну хватит сказок! – оборвал его товарищ Медведь и нажал кнопку электрического звонка. – Я вас выслушал и вижу, что правду вы говорить не хотите. – Исподлобья зыркнул на вошедшего конвойного: – Увести!
Вадим безмолвно поднялся со стула и вышел. Конвойный, гремя сапожищами, последовал за ним.
Когда дверь закрылась, Филипп Демьянович подошел к ширме в дальнем углу кабинета и отдернул ее. За ней обнаружилась еще одна дверка, совсем небольшая. Она приотворилась, и из соседних служебных апартаментов шагнул человек с высоким лбом и колючими проницательными глазами. Его лицо претендовало бы на привлекательность, если бы не жесткий излом губ.
Это был член коллегии ГПУ и по совместительству начальник Особого отдела Генрих Ягода.
– Все слышал? – спросил Филипп Демьянович.
– Дословно.
– И что скажешь?
– Хитер, шельма! В расход его… чего тут сопли жевать?
– А не перегнем ли палку? Опять же газеты о нем писали… – Филипп Демьянович тронул пальцем скомканный номер «Иллюстрированного курьера». – Что скажет мировая общественность?
Ягода засунул руки в карманы форменных брюк, покачался, переступая с носков на пятки.
– С каких это пор ты стал миндальничать, Филипп? Забыл, что в стране творится? Мы еще два месяца назад громили банды Пепеляева на Дальнем Востоке! На нас весь мир точит зубы: и англичане, и японцы, и поляки… Знаешь, сколько всякой шушеры они каждый день к нам забрасывают!
– Знаю, – вздохнул Филипп Демьянович. – Не надо со мной политинформацию проводить, сам ученый.
– Ну а коли знаешь, то и делай выводы. Что касается мировой общественности, то она про этот экспонат из кунсткамеры давным-давно забыла. Ее сейчас больше ультиматумы Керзона да речи Кулиджа волнуют. А вообще… он проходит по твоему отделу, так что я тебе не советчик.
Ягода удалился к себе в кабинет, оставив коллегу наедине с сомнениями.
Но сомневался Филипп Демьянович недолго. Прикинув так и эдак, он взял со стола ручку, макнул в чернильницу и поверх папки с делом Арсеньева размашисто начертал: «РАССТРЕЛЯТЬ».
напомнившая осовецкому сидельцу о том, что судьба – суть качели
Несколькими метрами ниже кабинета товарища Медведя, в подвалах дома на Большой Лубянке, размещались камеры предварительного заключения. В одну такую камеру Вадима Арсеньева отвели после допроса и замкнули на все запоры, как узника необыкновенного и малопредсказуемого. Свет зажечь не удосужились, оставили в темноте, чему он был рад, так как это позволило отчасти погрузиться в привычную среду и забыть, где и в связи с чем он находится.
ebooksa