Зайка

Они переглядываются. По их смазливым мордашкам пробегает неподдельное недоумение.

– Что слышим?

– Да эти крики, вы слышите их?!

– Я не слышу и не вижу ничего, кроме твоей красоты, Саманта, – говорит Беовульф, касаясь моего лица.

Его пальцы в черной коже ласкают мою щеку так, словно это хрупкий нежный зверек.

И тут неожиданно свет гаснет. А затем снова включается. Я слышу шорох. Грохот. А затем наступает тишина. С лестницы доносится быстрый стук каблучков. Беовульф отдергивает руку, а Блейк сминает свой пластиковый стаканчик.

Они выходят из боковой двери и заполняют комнату, точно стайка птичек из пастельной тафты.

– Привет, подружка, – щебечут они.

Странно, вид у них страшно потрепанный. Кошачьи ушки Жуткой Куклы висят набекрень, и она цепляется за руку Кексика так, словно они не в гостиную вошли, а в чащу леса. Перчатки Кексика заляпаны чем-то темным, а ее кожа так упоительно лоснится, словно она только что мастурбировала.

– Девочки, а где вы были?

Виньетка набирает пригоршню чипсов, подносит ко рту и громко хрустит. Смотрит на меня прелестными глазами, взглядом, отсылающим на все четыре стороны.

– Сюрприз!

– Мы пока не можем тебе сказать, – поясняет Кексик тоном переводчицы.

– Мне показалось, я слышала крики.

– Это была я, – говорит Жуткая Кукла. – Иногда на меня находит, и я кричу.

Я наблюдаю за тем, как она подливает пунш – сначала мне, потом и себе.

– У меня что-то вроде… психического расстройства.

Вид у них какой-то беспокойный. Возбужденный. Я замечаю, что они то и дело оглядываются на входную дверь.

– Так, что тут происходит? – не выдерживаю я.

– Ничего, ничего, – говорит Кексик, нервно потирая запястье, перетянутое корсажем так, что костяшки кажутся совсем белыми.