– Ну в какой-то степени, – поясняет Кира. – Но на самом деле нет. Боже, что я несу? Забей, милая.
– Но она НЕ взорвалась, – говорит Кэролайн.
– Зайка, ну конечно же нет!
– Тебе просто показалось, что ты это видела, – говорит Виктория.
Я смотрю на ее красивое скуластое личико. Ее кожа напоминает мерцающие чистотой лепестки белоснежной орхидеи. А отсылающие к черту глаза застилает скучающее, но в то же время веселое выражение.
– И что же я видела?
Они смотрят на сребровласую Элеанор. Та сидит, откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди костлявые руки. На столе перед ней стоит корзинка, полная крошечных сухариков, к которым она так и не притронулась.
– Саманта, – мечтательно произносит она. – Давай я просто скажу, что мне всегда очень нравилось то, как ты пишешь.
– Правда?
Она не сводит с меня своих мечтательных глаз с поволокой.
– Да, очень. Я твоя поклонница.
– Ты серьезно?
– Ты прикалываешься? Твои тексты такие… зернистые. Приземленные, реалистичные, с солоноватым привкусом. В них вся ночь человеческой души, самые темные ее уголки. И ты подаешь ее так прекрасно и в то же время грустно. Это просто великолепно. В смысле… не пойми меня неправильно, иногда ты хватаешь через край, и это начинает раздражать, но… Ты пишешь, выходя за рамки. Провокационно. Твой талант виден невооруженным глазом. И твой творческий голос вносит огромную лепту в наш, общий.
– Он скрепляет нас, – добавляет Виктория.
Я смотрю, как они все согласно кивают. Их волосы сияют, как чистый солнечный свет, разливающийся по небу у нас над головой.
– Спасибо, – говорю я.
– Именно поэтому я так
Теперь они все избегают моего взгляда и смотрят куда угодно, только не на меня. Чистое небо куда-то исчезло. Я снова оказалась одна, в темноте, под проливным дождем. Неужели Лев им все рассказал? Так и вижу, как он шепчется с ними. Заваривает чай, беззлобно говорит о том,
– Что? Кто вам это сказал?
– Саманта, – качает головой Элеанор, похлопывая меня по ладони. – Мы