Вопрос повис в тишине подвала, заставляя связанную женщину дрожать от страха и таращиться выпученными от ужаса глазами на стоявшего перед ней безумца. Тот, чуть отвернув голову, внимательно вглядывался в темноту за ее спиной, будто кто-то и правда ему сейчас отвечал оттуда.
Фрося затаила дыхание и тоже прислушалась.
Алексей тихонько, вполголоса, засмеялся.
– Мне никто не верил, никогда не верил, понимаешь?.. Всю свою жизнь я сталкиваюсь с этим. Бабушка могла бы подтвердить, что я говорю правду, но бабушка умерла. Доктор заставила пить таблетки и почти убедила меня в том, что эти голоса я сам себе придумал. Почти убедила…
Фрося завыла сквозь кляп, задергалась всем телом на стуле, под аккомпанемент трещащего дерева. Алексей нежно, но крепко сжал ее плечи, удерживая на месте.
– Я знаю, знаю, что ты их не слышишь! – горячо прошептал он на ухо Фросе. – Так и должно быть. Они объяснили! Все дело в том, что услышать их можно лишь в детстве. И тогда если услышишь, то уже никогда не забудешь, они останутся с тобой навечно. Их можно заглушить при помощи таблеток, но лишь временно, понимаешь?
Она попыталась ударить его, боднув головой, но Алексей легко увернулся. Позади, в темноте, раздавался детский плач – единственное, что Фрося сейчас на самом деле слышала.
– Я так устал… Все эти годы, представь, я ведь и сам не знал, есть они или нет. Думал, что Березовая-шестнадцать права, что я просто псих, шизофреник, шизоид долбанутый. Как и моя бабушка, как и моя мать. Дурная наследственность!
Еще раз погладив ее по щеке, он поднялся в полный рост. Заговорил громче, уверенней, его голос возвысился и зазвучал в пустоте подвала, как глас священника под сводом храма:
– Мне надо было проверить! Надо было узнать правду! Поэтому я взял твою дочь – чтобы она услышала их!
А потом тон его резко снизился почти до шепота:
– А если не услышит… Что ж, тогда мы все будем тлеть тут, во мраке.
Фрося перестала биться в путах. Алексей вышел из поля ее зрения, скрылся за спиной – там, где плакала Лиза. А еще она почувствовала, что веревка на запястьях немного ослабла. Фросе не хватало кислорода, в груди у нее словно развели костер, пламя которого обжигало легкие и гортань, голова кружилась, а сумрак перед глазами полнился тенями. Ее тошнило из-за тряпки во рту, ноги и руки затекли, мышцы покалывало изнутри, и все ее тело вопило от боли и страха. Но она все-таки заставила себя расслабиться – настолько, насколько это было возможно, слыша хныканье дочери и смешки психопата сзади.
– Тише, девочка, тише… Просто прислушайся… Тебе ведь нравятся сказки? О, у
Фрося сжала руки в кулак, затем снова расслабилась. И опять сжала. Веревки слабели.
– Слышишь? Ты слышишь их, девочка?..
Если он заметит ее возню – все кончено. Фрося старалась об этом не думать, сосредоточившись на веревках и собственном теле. Потянула правую руку, обдирая кожу на запястье. Кажется, получается!..
Дочь тоненько закричала, и это подействовало на Фросю, как спусковой крючок действует на пулю. Большой палец с хрустом вывернулся, когда она рывком высвободила руку. От резкого движения ее повело вместе со стулом, и Фрося упала, завалившись на бок. Ударилась виском о дощатый пол и, кажется, на секунду потеряла сознание, потому как все вокруг потемнело, а в ушах зашумело-загудело.
И в этом гуле ей почудились