Восхищение

Чуть позже над головой глухо заиграла музыка, раздались голоса вперемешку с дружным смехом. Снова кто-то ходил из комнаты в кухню. Музыка то затихала, то становилась громче. Иногда я различал громкие слова и целые предложения. Жизнь, что называется, кипела.

Голоса разлетались по квартире, будто бабочки-однодневки. Умирали, не успев родиться.

Кто мог дружить с фитнес-инструктором и полицейским? Пара симпатичных девочек-подружек, несколько ментов с работы, двоюродная сестра жены. Ну, еще пара случайных мимолетных знакомых. Все они планировали сегодня повеселиться как следует. В их компании наверняка любят Стаса Михайлова, мартини с соком, «Activity» и «Мафию». Люди будут курить у окна и швырять окурки на улицу. Туда же полетят пустые пивные банки.

Голоса порхали.

Женский: «Я сегодня как… на этой проклятой… переработала!»

Мужской: «Стою, значит, в… и эта сучка мне сигналит… я бы вышел, конечно, но…»

Снова женский: «…такой красав… все серии посмотрела…»

Я прислушивался не без интереса, проверяя на прочность акустику, а сам занимался делом: расчленял тело девушки.

Незаконченные дела похожи на кусочки мозаики. Крохотные детали лежат в коробке и не дают расслабиться. Хочется сложить их в единое целое. Тем более когда рядом уже вырисовывается какая-то картинка. Мои дела – полотно готического романа – мрачные, тихие, с налетом грусти.

Я разложил на полу кухни мусорные мешки и опустил на них тело. Со вчерашней ночи оно лежало в ванной, завернутое в пищевую пленку. Будто гусеница в коконе.

Разрезал пленку, обнажая труп. Выражение «как живая» здесь не подходило. Девушка безоговорочно была мертва. Ее большие груди обвисли в разные стороны, живот вздулся, скрюченные пальцы рук закрывали лобок, будто усопшая стыдилась показывать место, куда можно без проблем забраться.

Когда над головой заиграла «Рюмка водки на столе», я взялся за молоток. Пара крепких ударов – хрустнула кость. Рука в локте вывернулась, кожа расползлась, как желтоватая влажная бумага. Я взял пилу, резанул зубчиками мякоть и несколькими сильными движениями отделил часть руки. Отлично. Не такое уж это сложное дело.

Кровь была похожа на темный густой кисель. Кожа на кончиках пальцев трупа за ночь сморщилась и потемнела. Руку я замотал в пищевую пленку, убрал в мусорный мешок.

Музыка наверху оборвалась. Раздался звон бокалов, радостные возгласы. Умеют же люди веселиться.

Удар молотком. Вывернул, дернул. Взялся за пилу. Кожа под зубьями лопнула и разошлась. Татуировка-бабочка на внутренней стороне руки соскользнула рваными лохмотьями.

Казалось, что девушка улыбается. Кожа на лице сползла вниз, оттянув уголки губ. Обнажились ровные белые зубы, сквозь которые выглядывал кончик бурого языка. Я торопливо допилил локоть, замотал руку в пленку, убрал в мешок. А затем взялся за шею.

Капли пота сползали на глаза. Мягкие ткани шеи легко расходились под напором пилы. Что-то хрустело и чавкало. В нос проникал сладковатый, странный запах.

С Никой мы познакомились в соцсетях. Она поставила мне «лайк», а я добавил ее в друзья. Первый написал ей о том, какие у нее замечательные фотографии с моря. Я не умею знакомиться с девушками. Прямо скажем, я из тех людей, которые терпеливо ждут своего шанса в надежде, что когда-нибудь к нему подойдет красивая блондинка и предложит сходить в ресторан. Но Нике написал сам. Потому что увидел в ее глазах желание. Очаровательная двадцатипятилетняя девушка, студентка, спортсменка, умница.

Ника ответила, что мои фото тоже ничего. Завязалась переписка, которая плавно перетекла в свидание. Мы сидели в недорогом кафе, я нервно думал о том, стоит ли взять ее за руку, а сам нес чепуху о работе, увлечениях, какое у нее красивое платье, как удачно сочетается цвет вина с цветом ее ногтей. В итоге прикоснулся кончиками пальцев к ее пальцам и почувствовал, как затрепетало сердце.

Ника сказала: