— Работа у меня там, Сонь, работа. Еще учеба. Практикумы какие-то мифические мне всучили заполнять. Методотдел школы милиции решил задницу себе прикрыть на случай, если проверят их. Я же, типа, в командировке на практике. Вот и заставляют меня всякой ерундой заниматься. Отчеты строчить. Дневник мифический вести. Бумагу марать с указанием, какими я там передовыми навыками и умениями овладел. Ну хоть обещали на сессии не валить. Ну как – обещали, так, намекнули, что если отчетность по практике в порядке будет, то на второй курс перейду. Крючкотворы хреновы. Хотя их понять можно. Профессура – она такая, им не результат важен, а сам процесс дидактический, который показать и зафиксировать в планах и отчетах можно. Может, на моем примере и других курсантов способных будут запуливать в какие-нибудь спецгруппы. Еще кто-нибудь из преподов кандидатскую на этом настрогает. Мол, новый формат обучения открыли и обкатали. Звучит?
Я вспомнил еще один хороший советский фильм, про цирк и тигров.
— Ну, ты уж постарайся. Без образования сейчас никуда. Даже на заводе разряд нормальный не получишь, а у вас – звания и все такое.
— Стараюсь. Вот лежу, заполняю дневник практики, разве не видишь?
— Но если и завтра твои друзья опять припрутся, я дверь не открою. И тебе не дам это сделать.
— Завтра не придут, — я снова состряпал виноватый вид. — Завтра с родителями обещал вечер провести.
— С родителями, это ладно, - вздохнула Соня. — А послезавтра мы…
— А послезавтра, — перебил я ее. — Мы Олежку берем в кафе “Мороженое”. Забыла?
— Да помню…
— Вот и хорошо, потом погуляем втроем. У него, вроде, жизнь устаканилась. Мать совсем не вспоминает.
— И слава Богу. Ты говорил, что злюка была.
— Была, но все же мать. Хотя оно, может, и к лучшему… Что так все обернулось. Ожил малец совсем теперь. Веселый стал, не то что раньше, затюканный какой-то ходил…
— Нельзя так говорить, Андрей. Радоваться чужой смерти.
— Да, знаю… Просто иногда кажется, что лучше бы некоторые люди и не рождались вовсе…
Тук-тук-тук! — кто-то по хозяйски забарабанил в дверь.
Соня накинула на себя одеяльце. Я встал, натянул штаны и пошел открывать.
На пороге стояла комендант общежития баба Глаша. Матерая бабуся-фронтовичка. Угловатая, как шкаф в моей комнате, с седым узлом на голове. Голос командирский, даже усы пробиваются.
— Закрылись, полюбовнички, воркуют! — коменда уперла руки в бока. — А вообще-то посторонним вход в общежитие воспрещен.
— Да какие это посторонние, баба Глаша, — превратился я в саму добродетель, расплывшись в гостеприимной улыбке до ушей. — Это жена моя. Ну, почти жена…
— Знаю, каких вы тут жен водите. Паспорт покажи со штампом и оформляй прописку тогда, как положено.