Поднявшись окончательно и оправив на себе форму, он вновь сделал движение по направлению к Мите, но, дернув головой, словно взяв себя в руки, отошел пару шагов в сторону. Впрочем какая-то сила не давала ему покинуть кабинет. Он вновь повернулся к по-прежнему сидящим на полу Ивану и отцу Паисию и лежащему между ними Мите.
– Ты!.. Ты!.. – Матуев, тяжело дыша, выставил палец по направлению к Ивану. – Ты братца своего сейчас… А другого, знаю, держишь отдельно!.. Знаю, знаю!.. Государ-рственного этого элемента, пр-реступника…
Он повернулся спиной и, было, сделал несколько шагов по направлению к двери, но перед нею резко развернулся и снова направился обратно.
– Все знаю. Как ты в обход Курсулова… Заигрываешь с р-революционщиками, сети как бы раскинул, а на самом деле – все под себя… Свои игры… Все знаю. И ведь могу доложить, могу!..
Матуев снова, было, дернулся назад, но на этот раз сразу же развернулся обратно.
– Но я не стану докладывать, не стану… Не стану… Донес бы, да незачем… А знаешь, почему?.. (Он вдруг поднял указательный палец и какое-то время переводил его с Ивана на отца Паисия.) Потому что я ненавижу вас, р-русских… Всех ненавижу! Всех бы задушил… Или забил, как этого… И царя вашего ненавижу!.. И когда его укокошат, р-радоваться буду… Аллах воздаст ему за Гуниб, за Шамиля… Да и за все, что раньше…
Он снова, было, дернулся уйти, но какая-то сила положительно не давала ему сделать это. Причем в его дальнейших речах буква «р» все сильнее и сильнее грассировала, ему словно доставало удовольствие смакование при произношении ее твердости:
Вы, р-русские свиньи, нам жить не даете!.. У меня отец татарин, а мать чеченка… Вы по всем моим р-родам отметились… Во всех предках погибшие и загубленные в бор-рьбе с вами… И в Крыму, и в имамате… Вы только и можете, что числом навалиться и массою своей душить…
Кривая улыбка презрительная улыбка перекосила его лицо. Он еще для наглядности поднял правую руку и стал прощупывать и расправлять на ней суставы. Видимо, последняя фраза была произнесена им с двойным смыслом. Иван и отец Паисий как завороженные уставились на Матуева, он словно пленил их холодным огнем раскаленной лавы, плескавшимся в глазах. Даже, похоже уже пришедший в себя и приподнявшийся на локоть Митя стал прислушиваться к его словам.
– Я потому и вышел в жандармы, чтобы мстить вам всем… Чтобы вас самих стр-равливать друг с другом, и чтобы вы сами убивали друг друга. Да – как можно больше… Чем больше вы поубиваете др-руг др-руга, тем легче будет потом свалить вас. Вот и убивайте. Р-революционеры пр-равительство, а пр-равительство р-революционеров!.. И там и там – р-русские… Свиньи р-русские. Убивайте!.. Еще мало пока поубили… А мы вас и дальше стр-равливать будем, а тем кто останется потом, самим гор-рла пер-рережим и бошки отвер-рнем…
Он на какое-то время отвернулся в сторонку, то ли взвешивая сказанное, то ли думая, стоит ли говорить дальше, и вновь развернулся, на этот раз направив указательный палец строго на Ивана.
– А ты, Ивашка, мр-разь р-русская… Я ср-разу понял, какая ты гнида… Это ж ты мне велел снять оцепление с монастыр-ря… Чтобы в него толпа вор-рваться могла… А – отец игумен?.. Как тебе этот защитник пр-равославия?.. Как тебе этот защитник цар-рский?.. А ты же знал, гнида, что мешки с динамитом у них и на железке, и под могилой заложены… Знал, но ничего не сделал. Я только не могу понять, зачем… Ну да все р-равно!.. Философия какая-нибудь… Вы и сдохнете все из-за того, что у каждого своя философия, и она дор-роже вам тех, кого вы защищать пр-ризваны… Я-то цар-ря вашего ненавижу, знаю за что… А этот за что?.. (Говоря это он перевел палец с Ивана на отца Паисия, как бы спрашивая у его ответа.) Этот за что, говор-рю?.. Мр-разь потому что… Гнилая мр-разь…
Матуев снова сделал небольшой перерыв с тем же отворотом в сторону и продолжил:
– Я ведь и говор-рю все это, потому что не боюсь вас… Потому что знаю, что никто из вас на меня не донесет. Потому что мало того что вы р-русские свиньи, вы еще тр-русливые свиньи… Потому, что испугаетесь за шкур-ры свои… Ты, Ивашка, за игр-ры свои с р-революционер-рами… А ты игумен за то, что покр-рываешь их… Что в твоем монастырьке вонючем цар-ря чуть не взор-рвали, и все тр-рое братцев этих Кар-рамазовских в этом деле замешаны… Побоишься их сдать, да и себя заодно.
Последовала новая пауза, во время которой Матуев совсем уже подошел к дверям, но и на этот раз вернулся обратно. И теперь объектом строго направления его указательного пальца стал отец Паисий.
– Что я хочу, ты спрашиваешь?.. (Удивительно, откуда он взял, что его о чем-то спрашивал отец Паисий. Он все время молчал, как впрочем и Иван.) А?..ты хочешь знать, отец игумен?.. А то мне тебя даже жалко было, когда на тебя этот кр-раснощекий бор-ров Зиновий наскакивал… Хочешь?.. Ну так слушай. А мы провер-рим потом, чья вер-ра сильнее. Когда возр-родим имамат по всему Кавказу, Крыму, да и по России пройдемся – вот тогда и посмотр-рим… Ваша ли вер-ра кяфирская или наша пр-равовер-рная?.. Вот и посмотр-рим…
Тут странная глумливая улыбка стала медленно выступать на его гладком лице. Она все сильнее кривила его губы, морщила кожу на висках и щеках, оттопыривала уши, пока окончательно не превратилась в маску какого-то почти дьявольского презрительного глумления.
– А пока я сам пр-роверяю. Экспер-рименты ставлю на бар-ранах р-русских. Это ж я подкинул бр-ритву этому свину толстому Калганову. И пр-ровел с ним все необходимые объяснительные беседы. Мол, что будут бр-ратца этого Кар-рамазовского р-расстреливать… Как, когда… Да и идейку ему подкинул, как же можно его спасти – мол, были уже такие случаи… А он уши свои глупые и р-развесил и сделал все, прям, как по-писанному… Вот уж тупой свин оказался… Вы – русские, свиньи не только тр-русливые, но еще и тупые… Право же – свиньи тупые. Ему бы эту бр-ритву бы взять, да и мне в гор-рло вогнать… Я бы так и сделал на его месте… Да только куда ему – тупой оказался… Себя по гор-рлу полоснул. В благор-родство захотелось поигр-рать… Ну и ушел в джаханнам со своим тупым благор-родством… Ибо не как воин в бою, а как свинья с перер-резанным гор-рлом… Вот, отец игумен, по тому, как умирают люди и можно судить, какая вер-ра сильнее… А еще по тому, как ср-ражаются, как отдают свои жизни… Не пр-росто умереть за какую-то глупую идею или за философию кяфир-рскую, а воином, отправляя в джаханнам, ад по-вашему, как можно больше вр-рагов своих. Как бар-рсы и тигр-ры, р-разр-рывая своих сопер-рников в клочья, и погибая не от своей же глупой р-руки, а от чужих клыков, потому что их, клыков этих поганых, пока что больше… Гор-раздо больше… Вот так, отец игумен, вот так… Тогда и посмотрим, чья вер-ра настоящая… Тогда и посмотр-рим…
И только теперь, проговорив последние слова и подойдя к двери, Матуев, наконец, стал уходить. Но уже открыв ее, он все-таки обернулся на пороге и то ли с угрозой, то ли с презрением покачал своим указательным пальчиком.
После его ухода Иван и отец Паисий какое-то время еще сидели на полу, словно и на этот раз ожидая возвращения неистового Матуева. Первым поднялся Иван, затем отец Паисий, который при первой попытке подняться закусил до крови губу от мучительной боли в боку, но сумел пересилить себя. И затем они уже вместе помогли подняться Дмитрию, которого уложили на диван. Он еще не мог отойти от побоев Матуева. Иван тоже выглядел очень неважно. Его воспаленные глаза были красны и он с трудом моргал ими, напрягая набухшие тяжелые веки.