Комфорт проживания и самосотворение

– Куда же я уйду? Пока добро ждет своей второй очереди, вы, создавая каждый свой комфорт, будете служить мне.

Человек же начал истово креститься, отгоняя лукавого, и в то же время думая, какой же у него комфорт проживания, когда у одного соседа дом на пол-этажа выше, у другого машина годом моложе, а у жены соседа ноги длиннее.

Сатана слушал его мысли и точно знал, где есть самое комфортное место для проживания человека – это пристанище его, Сатаны, где полный и вечный комфорт. Туда люди селятся с начала времен, идут туда и идут. А там-то точно бытие определяет сознание, и там смердит. Вот такой комфорт проживания.

***

Петровна̀ нашла для Вовчѝка чемпионку прошлого года в тяжелом весе по борьбе. Сиськи у нее были как ведра, а попка пахла как оазис в пустыне, все это при росте с входную дверь. Вчера была у нее в гостях, так семерых выдоила, и Петровнѐ чуть отлила. Петровну̀-то опять пригрузили, посчитав наказание слишком мягким, а расплату слишком быстрой. Вот и приходилось крутиться: ночью сама пайку добыла орально, но от того воняло собачатиной, и вся спина была в шерсти. «Сама-то эталон красоты», – подумал про нее Сла̀в . Он весь этот бред слушал по телефону, сидя в такси, ехал на встречу с Вовчѝком и Мамо̀нт. Мескалѝн опять шарилась у него в штанах и липкими руками хваталась за новенькую куртку.

Подъехали к заведению, Сла̀в вышел из такси, а Мескалѝн отправилась к своей вчерашней очереди, но первым оказался таксист, который вел одной рукой, а второй дрочил. Он быстро «приплыл», Мескалѝн отрыгнула его излияния в коробку вместе с остатками утренних консервов. Все шло по плану, и туман уже им не очень нужен был, ведь настроение перло изнутри, а туман – так, для начинающих.

Как-то грустно сидели голубки, Вовчѝк играл с сиськами Мамо̀нт, а та жмурилась как самка носорога перед случкой. Выпили водки, закусили холодцом и языками. По лбу Вовчѝка катались извилины из кожи, он пытался придумать дальнейший сценарий на сегодня. Мамо̀нт предлагала поехать к мальчишкам, которые переодеваются в девочек, или к девочкам, что переодеваются в мальчиков. Ей было все равно, лишь бы толпы было побольше. Производственный план она уже почти выполнила, в коробке булькало и пузырилось, за ночь она заработала на своем фирменном номере «стриптиз в оковах и с отягощениями». Сла̀в рассказал о новостях от Петровны̀, и у народа все зазудело.

Сла̀в посмотрел в окно, на снегу сидела красивая серая волчица и очень сексуально на него смотрела. Она вдруг запрыгала, стала кататься по снегу и извиваться всем телом, держа хвост в самой верхней точке орбиты. Приехала Мескалѝн, сиськи у нее были свежепоцарапаны, а шея свежепокусана. Мамо̀нт, похоже, позавидовала или поцарапанные сиськи ее возбудили. Здесь вообще считали, что у этой части женского тела нет иного предназначения, кроме как для игр. Мескалѝн приперла с собой четыре котлеты, они выглядели как лакомство в праздничном обеде солдат-срочников. Кто же знал, что котлет было целое ведро, которое она уже спрятала у Сла̀ва в холодильнике? Вот что значит совместное проживание и забота о дне грядущем. Мамо̀нт придвинулась к Мескалѝн, и они начали мериться коробками, пересчитывая в них пузырьки. Вовчѝк дозвонился Петровнѐ с целью выманить телефон чемпионки, а Петровна̀ к себе заманивала.

Кот лежал в своем уголке и нюхал запахи тех самых котлет. Эти угощения были явно из-за красной стены. Его конструктор-трансформер сегодня где-то удачно прикупилась. Вонь была невыносимая, и он понимал, что все это жилище будет озонировать адом всегда. Очень хотелось бежать вон, но надо было дождаться последнего акта в этой пьесе – схождения подопечного в «Комитет страстей». Оттуда он или вернется чертом, или сразу направится к коменданту того самого общежития по имени ад. Но этот- то вернется, ибо его ждут дела семейные. Агасфер ждал в гости ту женщину, единственную в этих местах, у которой нет персональной ответственности за бульканье в коробке, ибо она из рода людей, как и он сам – грешник и немощный трус. Но он говорил с Христом!

***

Мескалѝн ерзала на стуле, в спешке не все попало в коробку и сейчас вытекало, стекая по ляжкам. Она пригрустнела, похоже, ей эти жареные уши были никак, вкусное было дома, но они поехали по старому адресу, немного поразвлечься. Там на манеже были все те же: на кухне два мужелюба дрочили друг другу, выручая гостеприимную хозяйку. Псевдосексуальные запахи все так же завораживали, а бывшие в употреблении автобаллоны амортизировали по углам сексодромов. На полу следы размером со стопу снежного человека, кто-то ходил в мокрых носках. Сла̀в подозревал, что это пробегала та самая чемпионка в тяжелом весе. Вовчѝк, как обмороженный, смотрел на этот свежий след властительницы дум. За стеной кряхтел сексодром, в полной тишине казалось, что кто-то сползает или заползает туда.

Чемпионку звали Тѝранос и, как потом выяснилось, это она ворочалась в соседней комнате, разминая мышцы спины. Заорали на кухне мужелюбы, видно порция подошла, Петровна̀ кинулась за коробкой. Тут и появилась чемпионка Тѝранос, ее явление накрыло своей тенью все живое пространство в кают-компании. Сла̀в вздрогнул и икнул, а в глазах Вовчик̀а явно читалось, что один он точно не справится. Если эта барышня боролась в тяжелом весе, то Мамо̀нт могла претендовать лишь на почетный полулегкий. Однако это не помешало им, выпив по паре рюмок, начать бороться на руках. Мамо̀нт силилась, кряхтела, но не поддавалась. Соперница была спокойной и уверенной и, конечно, победила. У Мамо̀нт, похоже, случилась психологическая травма и, замахнув еще пару рюмок, девушки начали бороться в партере. Все кругом шаталось, даже лампочка под потолком, углы хрустели, и пол ходил волнами. Все остановила Петровна̀, приказав девочкам продолжить в одной из комнат. Они, покрасневшие и вспотевшие, удалились, но там что-то быстро успокоились. Петровна̀ быстро определила, что лесбиянничают. Мужелюбы тоже попросились за стол, но только со своей водкой. Выпили. Вовчѝк был весь на нервах, один он боялся быть побежденным Тѝранос с явным преимуществом. Вернулись дюймовочки и одновременно рухнули жопами на диван, отчего мужелюбов подкинуло, а водка на столе перевернулась и забулькала. Быстро все поправили. Мамо̀нт сказала, что проиграла вчистую, но надеется на матч-реванш. Обе задорно захихикали, потряхивая холмами спин. Вовчѝк загрустил, становилось очевидно, что тираннозавру нужен тираннозавр. Но, увидев его грусть, Тѝранос, легко взяв его под локоток, увела в опочивальню. Он пошел как бычок на бойню. Хотелось ему все больше и больше, вот и получи горный кряж. А Петровна̀ все мясо подкладывала мужелюбам, надеясь еще раз отправить их на кухню. Она разнылась, что не успевает и боится за свое рабочее место; щеки ее дрожали, а бородатый подбородок выпячивался. Мескалѝн достала свою коробку и набулькала ей чуток.

***

Сатана спешил, его отец – Творец – заявил, что создал людей по своему образу и подобию. Но лишь Люцифер знал, что этот провозглашенный Богом венец совершенства еще не закончен. Остался один штрих, никому не видимый и не ведомый, кроме отца. Этот штрих был за Богом. Допустить этого завершения было нельзя, ибо человек тогда становился не просто человеком, управлять которым будет не под силу не только любви, но даже страху. Потому он и пролез в райский сад в облике змея, спешил. Если бы Бог-Творец завершил им же задуманное и наградил людей той силой, которой бы и сам явно не смог управлять, то были бы Господь и все небесное оплевано и оболгано. Стали бы тогда люди требовать, чтобы силы небесные пришли к силам земным в услужение. Но случилось то, что случилось. В ночь седьмого дня проживания Адама с Евой случилось грехопадение, и началось летоисчисление земного мира, ибо до этого не было старения чего-либо. С греха начался отсчет земного времени. Сатана успел, они разгневали Бога и были изгнаны, так и не получив, что должно для обретения не только образа божьего, но и полного его подобия. Но Люцифер тоже был лишен близости с отцом и изгнан вместе с людьми. Однако у него уже было то, что не дали людям. Он – падший ангел Люцифер.

Люди не смогли жить чувствами, а стали жить страстями и идеями, как пищу переваривая друг друга. По законам, написанным ими же, они не жили, ведь те законы были не во всем применимы. По справедливости жить не могли, милосердия вообще не знали, а любовь была лишь мерой сладострастия и лукавого притворства в словесах. Стала зваться она сильной, слабой, бывшей, притворной и тому подобное. Уже пришло время, когда люди будут превращать себя в цифровые копии и станут виртуальным суррогатом, не имеющим ничего общего с людьми и творцом – Богом. Однако толпа верит, что может быть цифровой человек с искусственным разумом, и только он и может править истинно и справедливо. Верят в это и упорно строят гнездо явления Антихриста. Бог никогда подобно людям не воевал со своим созданием – Сатаной, и сын почитал отца своего. Сатана был просто спорящий, а Господь – вразумляющий. Господь верил в людей, а Сатана нет, и чем дольше последний находился рядом с ними, тем больше убеждался, что там ничего и не осталось от общего с их Отцом-прародителем. Бог-Отец ждал их покаяния и духовного возрождения. Сатана страдал, когда Христа били и распинали, ведь мог прекратить это в один миг, но не смог ослушаться воли отца второй раз. Он был на Голгофе в тот теплый апрельский день и видел, как в муках умирает Божий сын, оставляя своим мучителям любовь и прося Отца простить их, ибо они не ведают, что творят. Но Сатана их не прощал, и позже на всех участников и распорядителей этого действа нашлось оружие: кому кинжал, кому удавка, а кому и сумасшествие. Сатана надеялся страхом убить греховность человеческой натуры, он все страшнее и страшнее представлял себя и всех своим царством устрашал. И тогда люди назвали его Дьяволом. Но, как и любовью, страхом тоже не очень получалось, потому он и спешил явить себя людям в образе Антихриста, тем самым ускорив конец времен и рода человеческого. Однако получилось, что он опять спешил, ибо замыслом его Отца было дать людям еще время одуматься и покаяться. Он все еще надеялся, что жертва его возлюбленного сына была не напрасной.

***

Петровна̀ неожиданно завела непонятный разговор, видимо, для своих. Она вдруг начала рассказывать, что слышала, что у каждого человека должен быть свой день рождения, который отмечают как большой праздник. Но что такое день рождения по существу, она не знала. Сла̀в ответил, что у них и так каждый день праздник, так что зачем им еще день рождения? Вернулась Тѝранос, Вовчѝка не было, и даже не было слышно, чтобы он передвигался где-то рядом. Сла̀в забеспокоился, глядя на руки Тѝранос, он явственно представлял Вовчѝка на полу со сломанным позвоночником. Он отправился на поиски. Вовчѝк сидел в соседней комнате на полу, прислонивший спиной к сексодрому: похоже, один не потянул. Тѝранос любила пожестче, а мера той жесткости у нее была своя. По зову друга Вовчѝк поднялся и, волоча зад, побрел за Сла̀вом. Там уже всем разлили. Вдруг все узнали, что у девушек есть сценические прозвища: у Тѝранос было «Гора», а у Мамо̀нт – «Пресс». Им было хорошо, они хлопали друг друга по ляжкам и смеялись голосами пожарных сирен. Вовчѝк жался к Сла̀ву, подальше от этих хохотушек: похоже, словил хороший кайф. Мужелюбы опять ушли на кухню с явным намерением подрочить друг другу, а Мескалѝн все чесала жопу и ляжки от злобно присохшей спермы. Помыться и в голову не приходило, тут вообще с мытьем было не очень популярно. Вовчѝк шептал Сла̀ву, что хочет уехать туда, где поменьше сисек, мыщц и захватов на удушение. А тому было все равно, хотя хотелось вкусно поесть. Он еще не знал, что жрет человечину, но было понятно, что тот, кто без меры чревоугодничает, все равно будет употреблять человечину. Ему оставалось лишь сходить туда, куда он должен был прийти, а после того во всем наступит ясность. Вовчѝк, видно, пойдет жаловаться на Тѝранос за применение без разрешения болевых, удушающих приемов и подсечек.

Мужелюбы хрюкались на кухне, Петровн̀а ждала сигнала у дверей, держа коробку наготове. Сла̀в с Вовчѝком решили уехать, а девчонок оставить поработать. Те радостно согласились и принялись уже втроем лизаться. Вовчѝк знал небольшой клуб, тихий и спокойный, но только для мальчиков. Друзья давно уже о том задумывались, а давно известно, что если стал о педерастии задумываться, то обязательно туда приедешь, особенно если и пьешь в компании мужелюбов.

***

Агасфер помнил тот день, когда в нем что-то стало меняться. Это когда современник Фауста, Корнелий Агриппа, у которого была, как считали люди, книга, написанная самим дьяволом, показал ему в своем зеркале прошлого единственную дочь рабби Эвен Эзры. Она была когда-то невестой Агасфера. Он заплакал, эти слезы вызваны были не страхом, а чувствами, давно им забытыми. Ему было суждено пройти вместе с людьми через века мудрости, страданий и заблуждений, но он был здесь один, забытый смертью. Уже позднее, в XVIII веке, будучи воплощенным в графа Сен-Жермена, он узрел, что человек, знающий больше других, обречен на одиночество. В сегодняшних делах Сатаны, среди чертей, демонов и оборотней, он чувствовал себя совершенно одиноким. Все его надежды были сейчас на встречу блудницы. Ему казалось, что путь одиночества с ее приходом должен будет закончиться. Он устал от того, что в его жизни ничего и никогда не заканчивается, а любой путь не завершается. Он жил на земле без смысла и цели, из никуда в никуда, затерянный в веках и народах, забытый смертью. Сегодня он начал вдруг думать о себе как о человеке, который несет людям свою историю об Иисусе Христе, и он – всегда живой свидетель его пришествия. Теперь все время его не оставляли мысли о Божьей милости, о неисповедимости путей Господних. А какие милости к тому, кто извечно ходит по земле, являясь свидетелем людских заблуждений и ошибок, радости и горя, глупости и зверства? Был уже братоубийца Каин, обреченный Богом на скитания, но не на бессмертие, он же был убит собственным сыном Лемехом. Тот, будучи слепым, не смог считать охранную печать на челе Каина. Господь ведь простил его за убийство своего брата Авеля, которому тот перекусил горло, а потом добил костью ослиной челюсти. И повелось знать Агасферу, чего Бог не додал людям, изгнав из Эдема. Этот тот самый орган, который в просвещенной Европе назовут эпифизом, а ранее звали «третьим глазом». Он шишковидным наростом затаился в четверохолмии мозга человека. Вначале Декарт назвал его вместилищем души. Гений же Леонардо да Винчи точнее всех понял его предназначение, сформулировав это как «орган, дающий человеку возможность общаться с Богом». В XXI веке на эпифиз воздействовали мигающим светом, и он реагировал. Но он спал, и мог разбудить его только свет, который будет идти от Бога-Создателя. Эпифиз – это непробужденная антенна, которая дала бы человеку возможность расшифровывать голос Бога и представлять вокруг себя реальность в истинном виде. Вот такой бы тогда был комфорт проживания, но не случился.