Мельмот Скиталец

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не верю я ни одному вашему слову, – раздраженно воскликнул он, – вы хотите, чтобы моя сестра приняла монашество, и поэтому поверили в эту чудовищную выдумку, да еще вдобавок сами распространяете эти слухи.

– Сын мой, умоляю тебя, не забывайся! – воскликнула донья Клара, вся дрожа.

– Не забывайтесь и вы, сеньора, и не приносите вашу дочь в жертву ни на чем не основанной и невероятной выдумке.

– Выдумке! – повторил отец Иосиф. – Сеньор, я прощаю вам ваши нелепые мысли касательно меня самого, но позвольте напомнить вам, что снисходительность моя ни в какой степени не распространяется на оскорбление, которое вы наносите католической вере.

– Досточтимый отец, – сказал перепуганный Фернан, – на целом свете нет человека, который бы столь ревностно исповедовал католическую веру, как я, и вместе с тем который бы был так ее недостоин.

– Последнему я готов поверить, – сказал священник. – Согласны ли вы с тем, что все, чему учит святая церковь, истинная правда?

– Ну, разумеется, согласен.

– Раз так, то вы должны согласиться, что острова на Индийских морях особенно подвержены влиянию дьявола.

– Соглашаюсь, если церковь требует, чтобы я этому поверил.

– И что дьявол околдовал своими чарами тот самый остров, на котором в детстве потерялась ваша сестра?

– Не понимаю, из чего это следует, – сказал Фернан, внезапно выступая в защиту этой посылки сорита.

– Не понимаете, из чего это следует! – повторил отец Иосиф, крестясь. – Excaecavit oculos eorum ne viderent[97], но для чего же мне попусту расточать на тебя латынь и логику, если ты не способен уразуметь ни того, ни другого? Запомни, я прибегну к одному только неопровержимому доводу: тот, кто не соглашается с нами, тот против нас. Инквизиция в Гоа знает, сколь истинны мои слова, и пусть кто-нибудь попробует сказать, что это не так!

– Только не я! Только не я! – воскликнула донья Клара, – и уверена, что и не этот упрямец. Сын мой, заклинаю тебя, поторопись проникнуться верой во все то, что тебе говорит святой отец.

– Я и без того тороплюсь, – ответил дон Фернан тоном человека, которого заставляют глотать что-то невкусное, – только вера моя задохнется, если вы не дадите ей времени, чтобы все это проглотить. Ну а насчет того, чтобы оно переварилось, – пробормотал он, – так уж это будет, когда Господь приведет.

– Дочь моя, – сказал священник, который отлично умел выбрать mollia tempora fandi[98] и понимал, что мрачный и раздраженный Фернан на большее сейчас уже не способен, – дочь моя, довольно, нам следует быть очень осторожными, ведя за собою тех, кто спотыкается на пути благодати. Молитесь вместе со мной, дочь моя, дабы у сына вашего открылись глаза на то, сколь славно и сколь блаженно призвание его сестры ступить на стезю, ведущую в обитель, где безграничная щедрость божественной благодати возвышает счастливых избранников над всеми низменными и суетными заботами, над разными мелкими и суетными слабостями, которые… Гм!.. кое-какие из этих слабостей, признаться, одолевают сейчас и меня самого. Я так много говорил, что совсем охрип, а ночью было так душно, что я совершенно измучался, и поэтому не худо бы подкрепиться крылышком куропатки.

Донья Клара сделала знак слуге, и был принесен поднос с вином и такой куропаткой, что французский прелат заказал бы себе, вероятно, вторую порцию, несмотря на свой ужас перед toujours perdrix[99].

– Посмотрите, дочь моя, до чего же меня извели эти пагубные пререкания, право же, поистине я могу сказать: «ревность по доме твоем снедает меня».

– Ну, так вы скоро рассчитаетесь с этой ревностью к дому, – пробормотал, уходя, Фернан.

И, перекинув через плечо плащ, он удивленно посмотрел, с какой легкостью священник расправляется с крыльями и грудкой своей любимой дичи, попеременно то шепча назидательные поучения донье Кларе, то делая какие-то замечания по поводу того, что в кушанье недостает душистого перца или лимона.

– Отец мой, – сказал дон Фернан, который вернулся и стоял теперь перед ним, – отец мой, у меня к вам просьба.