Красная река, зеленый дракон

22
18
20
22
24
26
28
30

Комната, в которую Бадмаев привел Костю, была совсем небольшой. Без окон, с единственной железной кроватью, круглым столом, тремя стульями и платяным шкафом в дальнем углу. Стены и пол были выкрашены желтым. У входа лежал маленький разноцветный коврик со сложным орнаментом из геометрических фигур, расходившихся от центра к его краям. Бадмаев снял свою оранжевую шубу, которая приобрела золотистый оттенок в свете единственной лампы, висевшей под потолком, и указал Косте на стул:

– Ну что ж, Константин Васильевич, присаживайся. Чай будешь?

Костя вспомнил, что не завтракал. Это, в общем-то, было вполне естественно, учитывая события прошедшей ночи. Чай он тоже еще не пил. И кивнул.

– Который сейчас час, кстати?

– Это так важно? Можешь считать, что никакой. Время здесь движется немного иначе, как говорят рома. Это, кстати, не их точка зрения на происходящее, а по-настоящему. То есть, так оно и есть.

– Это что ли поэтому Вы так долго живете?

– Возможно и поэтому, – Бадмаев вдруг захохотал, снова став походим на сумасшедшего старика, того, каким он первый раз встретился Косте в Белогорке, – возможно. Хорошо сейчас сказал. Так чай-то будешь? Что киваешь, да или нет?

– Давайте чай.

Оказалось, в комнате Бадмаева имеется еще и маленький холодильник, на котором стоит белый электрический чайник. Старик достал из платяного шкафа, забравшись в него почти целиком, две белые чашки костяного фарфора, настолько прозрачные, что через них при желании можно было разглядеть свет лапы, и пару блюдец. Одну чашку он осторожно поставил перед Костей. Вторую взял себе. Вода в чайнике закипела. Петр Александрович нажал на большую красную кнопку, положил в каждую чашку по чайному пакетику, налил кипяток.

– Извини, больше уж никакого чая нет. К вашему приходу так рано сегодня никто не готовился.

– Федотова говорила вчера, что к вам нас отведет.

– Но не так же рано, не так… Вообще, жалко конечно ее. – Бадмаев достал откуда-то маленькую серебряную ложку и протянул Косте. – Очень хорошая была женщина. Очень. Многие вещи понимала правильно, и делала правильно. В своем аспекте реальности. А теперь случилась такая ерунда, что и поправить, в общем-то, невозможно. Но и предотвратить было нельзя.

Костя вытащил пакетик из чашки, намотав его на ложку. Отпил немного.

– Разве кто-то пытался? Или Вы про это не знали, что вот Медведев придет?

– Догадывался. Но не знал. Как можно будущее знать, это же все инсинуации. Рано или поздно Дель-Фаббро притянул бы его сюда, чтобы остановить Машу, тебя и Лизу. Раз уж Федотова решила, что ей удастся очистить дом.

– И ничего сделать не могли, цыган своих прислать, к примеру?

– Они не мои. Они сами по себе. Я сам по себе. Просто, в определенных условиях, много лет назад, нам пришлось пойти на некое сотрудничество. Без которого они бы, например, не смогли остаться здесь надолго. Это судьба, про которую Федотова говорить любила.

– Вы что, еще и в судьбу верите? – Костя почувствовал, как чашка в руке, на которой была звезда, дрожат. Снова здоровой и крепкой рука уже не будет никогда.

– Ну, а что ты думаешь, тебя из Всеволожска сюда отправило? Как считаешь?

После этих слов Бадмаев снова громко расхохотался. Костя, сонными глазами рассматривавший лампу под потолком, взглянул на старика. И увидел, что вместо того перед ним теперь сидит тот самый друг сына помощника главы, которого он когда-то по случайности взял с нескольким граммами запрещенного белого, похожего на крупную соль, порошка. Паренек с длинными светлыми волосами, курносым носом и в ярко-синем худи улыбался точно так же, как и в тот день, когда Пивоваров валил его на землю на Майской улице, в районе Всеволожска со странным названием Румболово. Парень сделал большой глоток чая из кружки, а когда поставил ее на идеально белый круг блюдца – снова оказался стариком с короткой стрижкой, раскосыми глазами и поднятыми вверх треугольниками бровей на загорелом лице.