Красная река, зеленый дракон

– Не исключено, Лизавета. Но сперва попробуем другой способ. Если эта винтовка один раз Дель-Фаббро смогла убить, значит и еще раз сможет. Хотя сначала я вас все-таки к Петру Александровичу отведу. Нам всем у него в гостях полезно будет побывать. Дело-то серьезное. Завтра. А потом и покончим со всем этим.

Костя и Лиза молчали, глядя на Федотову. Бывшая библиотекарь тоже, на некоторое время, затихла. После чего, удобнее устроившись на табурете, пододвинула ближе к Косте тарелку с печеньем, которое Лиза вчера принесла из магазина:

– Ты ешь, не стесняйся. Лопатой махать, конечно, можешь, но тебе силы нужны, чтобы восстанавливаться. Скоро охотиться на призраков пойдем.

Огонь

Электричка мерно стучит своими колесами, и мимо окон проносится темнота. Вагон покачивается. Сиденья оранжевые, деревянные, выкрашенные масляной краской. В вагоне пусто. На стенах вагона редкие объявления. На поворотах двери, ведущие в тамбур, открываются, отъезжая в разные стороны, а потом сами собой захлопываются. Одна ударяет о другую со звуком, едва различимым, если находишься в самой середине вагона. Именно там и сидел сейчас Олег Иванович Медведев, поставив в ногах свою спортивную сумку. Контролеры в последней электричке, идущей из Луги в Санкт-Петербург, редко проходят по вагонам. Ехать от Сиверской до Карташевской немногим более пяти минут.

О случившемся с Пивоваровым, о том, что участковый смог выбраться из Матвеевского дома, Медведев узнал сразу же. В тот момент, когда Дель-Фаббро упустил Костю из пространств над бездной. Летящая во мрак, подобный тому, что окружал сейчас электричку, звезда, вспыхивавшая и угасавшая среди клубящегося ничто, была явным знаком того, что Пивоваров смог спастись. Как теперь быть, и что делать? Медведев знал, где участковый окажется в первую очередь. Окажется он в доме Федотовой. После жертвоприношения у Серьезного Человека, в особняке на повороте реки, дачница в очках и красной панаме никак не выходила из головы старого краеведа. За прошедший с того времени месяц он смог выяснить, кем она была. И сразу же понял, что появилась она в тот вечер на берегу Оредежа не просто так: «Лесные зверюшки расскажут ведьме о том, что происходило в доме». Хотя, ни в каких зверюшек Олег Иванович, конечно же, не верил. Рассказать о ритуалах Зеленого Дракона, регулярно проходивших в доме, Федотовой мог кто-то из работавших на участке, например, садовник. Да и сама она, скорее всего, не первый раз приходила туда, к обрыву у быстро бегущей реки. Как знать, сколько ритуалов уже застала, и что ей вообще известно? Но рассуждать нужно не так. Спрашивать нужно о том, когда вслед за Федотовой в Гольмдорфов лес наведается теперь Бадмаев.

Четыре года тому назад Медведев уже сталкивался со стариком в Сиверской. Там, где автомобильный мост выходил на усадьбу Фредериксонов, около кинотеатра. Медведев шел по улице. А Бадмаев шел ему на встречу. Когда они поравнялись, старик просто начал задавать вопросы. И стало сразу же понятно, что старик знает все. Но в его версии событий, разворачивавшихся на протяжении последних десяти лет в округе, главным действующим лицом был Дель-Фаббро, а вовсе не Медведев:

– Олег, послушай. Я мог бы, конечно, и кого-то еще попросить. Чтобы они, эти кто-то, все прекратили. Но я хочу, чтобы ты сам понял, что творишь. Подумай, просто вспомни, как все начиналось. Ради чего ты все начал вообще. Не знаю, может быть, цели правильные. Мать твоя была хорошей женщиной. Скорее, не плохой, по-своему. Время тогда было такое. Но что ты-то хочешь? Что пытаешься доказать? Я же верю все-таки, ты не только лишь из-за того, что немец тебе наобещал, иди Дракон твой. Ты ведь не знаешь на самом деле ничего. А пока эта пиявка к тебе присосалась, Кузнец.

Видимо, под «кем-то, кто может все прекратить», старик имел в виду цыган. Медведев их не боялся. И тогда, на мосту, у искрящихся молодой зеленью красных берегов Оредежа сказал, что намерен завершить начатое сам. Не только потому, что слишком многое уже сделано. И не по тому, что хочет доказать, что его мать совершенно напрасно была обвинена в помощи фашистам – она, действительно, помогала. Но не фашистам, а своим детям. Узнав все, что знает теперь он, Олег Иванович, знает, Медведев хотел еще и успокоить мать, душа которой оказалась в ловушке старого дома вместе с остальными, мертвыми, членами чешуйки военного времени. А еще он хотел получить, чего не смог достичь итальянец.

– Про маму твою вопрос спорный, очень спорный… А ты, что ты достичь решил? Что он не получил, ты понимаешь? Он пуль слишком мало получил, одна в голову для такого, свихнувшегося, это очень мало. Ты же знаешь, кто я, и зачем здесь. Твой Дракон, Кузнец, все это, с чем ты связался – оно, я уверен, уже рассказало тебе. Зачем ты с ними дела вообще какие-то имеешь после этого?

Медведев был уварен, что Дель-Фаббро хотел обрести вечную жизнь. И вечную власть над миром. Не ту, что была у фашистов. А настоящую, такую, от которой мир не имел бы больше власти над ним. Проговорил он эти слова как будто бы от своего имени, но Бадмаев понял, что фраза эта пришла к Медведеву во сне, во время одного из визитов Зеленого Дракона.

Старик не сказал тогда на это ничего. Ушел, растворившись в толпе спешивших на вокзал. Но Медведев знал, что с той поры он всегда рядом. Наблюдая за тем, что происходит в чешуйке, и как она меняется, становясь сильнее день ото дня.

И вот, с появлением Пивоварова, все начало меняться. Хотя, вполне вероятно, что перемены начались раньше. Когда Дель-Фабро стал получать все больше сил, заглушая то, чистое и безличное знание, что наполняло сны Медведева. Теперь он полупрозрачной тенью парил где-то на периферии сновидческого зрения, обретая формы то офицера СС, то просто темного, сумрачного облака, то белой собаки, возникающей в глубине пейзажа из сна. Поделать с этим ничего было нельзя. Только лишь окончание ритуала растворит мертвого коменданта. Освободит всех остальных. И наполнит Медведева той силой, что сейчас все еще держит мертвеца в мире живых. Чем быстрее будет завершено задуманное, тем быстрее исчезнет Дель-Фаббро. Олег Иванович знал это, и хотел этого всей душой.

Медведев понимал, что Кузнеца следует сохранить до завершения ритуала. Ведь он был тем сосудом, что копил в себе необходимые Дракону потоки, начиная еще с прошлой, незаконченной, работы. Был сосудом, хранившим их и для Медведева. Теперь – Олег Иванович ехал в Карташевскую, зная о намерениях Федотовой и о том, что Костя жив. Чтобы воспрепятствовать их визиту в Матвеевский дом.

Дель-Фаббро взвыл, когда старая библиотечная ведьма достала из земли винтовку. Вой этот был не звуком. А чем-то, что заставило Олега Ивановича похолодеть, сидя в своем домике Куйбышева, и выронить на пол раскрытую книгу.

Финал ритуала уже близок. Даже то место, где все должно завершится, уже выбрано. Оно было центром невидимых линий, гудевших сейчас где-то в темном пространстве Дракона, на пересечении пяти лучей огромной пентаграммы, вершинами которой являлись нарисованные по всей округ Синициной змеиные длани – заброшенное поле, чуть севернее последнего дома за оврагом, на самой границе Сиверский. Там, где во Вторую Мировую была одна из общих могил, со временем забытых и распаханных под колхозные угодья. Место ждало. А Кузнец, напуганный тем, что кто-то из потомков его убийцы снова держал в руках заговоренную винтовку, ждать не мог. В зверином ужасе метался он где-то в том, темном Матвеевском доме, ставшим для него клеткой. Рвался наружу, звал Медведева. Став во много раз сильнее, чем еще пару месяцев назад, Дель-Фаббро все еще помнил свою смерть и страдания, ее сопровождавшие. Влияние его на Медведева (это краевед вынужден был признать) стало в разы сильнее.

Электричка остановилась. Олег Иванович вышел в морозную ночь. Поезд понесся дальше, на Петербург. Перрон был пустым. Пройдя вдоль бетонной платформы, Медведев спустился вниз по лестнице к канаве, через которую был переброшен ветхий железный мостик. Когда Медведев шел по нему, то листы железа гулко ухали в темноте, подрагивая под ногами. Сухой бурьян в человеческий рост шуршал, задевая сумку. Шел он в темноте, ощущая присутствие в поселке древней, могучей сила. Шел мимо участка с усадьбой певца Печковского, мимо Железнодорожной улицы, в самом начале которой находилась старая дача Бадмаева. А потом – свернул на Руновскую. И увидел дом, где сейчас находились, и скорее всего, спали, Мария Павловна, Лиза и Пивоваров.

Первой проснулась Лиза. От того, что ей было трудно дышать. Комнату наполнял дым. Был он хорошо заметен даже в темноте. Серые клубы висели в воздухе, заслонив свет фонарей с улицы. Желтые плафоны на Руновской превратились в звезды со множеством лучей. Лизу спасло только то, что она лежала на полу, на своем жестком матрасе – дыма внизу было меньше. Никишина вскочила и принялась расталкивать Федотову. Та проснулась и бросилась искать очки на тумбочке, тихо ругаясь. Вдвоем они выбежали из спальни и подняли Костю, который уже начал кашлять. Большая комната у печи тоже была в дыму.

– Свет не включайте, – прокричал Костя, натягивая куртку, – на кухне газ, баллон. Искра может пойти! Дверь не открывайте пока!

Но было уже поздно. Федотова в ночной рубашке и тапочках, с пуховиком на плечах, запинаясь о пустые ведра и грабли в сенях, повернула засов, и дверь распахнула. В ту же секунду на дальней стене комнаты, там, где стоял шкаф с книгами и сервизом, показались языки пламени. Федотова остановилась на пороге и вместо того, чтобы выскочить во двор, побежала обратно, в спальню.