Обычные жертвы

Глава 14

Весь в поту, Оуэн проснулся на кровати Фэллон. Какое-то мгновение он, словно в дурмане, не мог понять, как здесь очутился, а потом на него внезапно обрушились воспоминания: исчезновение девочек, ужасный, рвущий сердце разговор с тетей и дядей. Сперва он просто всхлипывал, потом рыдал в голос и колотил кулаками по столу, да так, что солонка и перечница подскакивали, а потом и вовсе упали. Он плакал, пока получалось, пока не выдавил из себя последнюю крупицу горя и не мог уже поднять головы. Просидев за столом бог знает сколько, он с трудом поднялся на ноги и решил прилечь на диван.

Но комната девочек притягивала его. Не сопротивляясь, он подошел к двери и заглянул внутрь. Солнца не было, поэтому свет, льющийся сквозь занавески, был приглушенным. Комната будто купалась в мягком спокойном сиянии, и у Оуэна снова разболелось сердце. Это зрелище напомнило ему о… бесповоротности. Как полная тишина в похоронном бюро. Внезапно он с ужасающей ясностью вообразил зал прощаний, завешенный тяжелыми красными бархатными портьерами, которые не пропускали внутрь солнечный свет; ряды стульев и молчаливые люди на них, неподвижные взгляды устремлены на два белых нарядных гроба с золотой каймой. Три резных золотых ручки с каждой стороны, открытые крышки и складки белого плотного атласа внутри. Потом картинка изменилась, расширилась, и вот он уже стоит прямо перед гробами и смотрит на зеленые стебли и хрупкие белые бутоны дюжины лилий в каждом из них.

Тел в гробах нет.

Потому что Марли и Фэллон так и не нашли.

У Оуэна подогнулись колени. Сначала он сел на краешек кровати Фэллон, потом бессильно завалился на бок. Он подтянул под голову одну из декоративных подушек, а ноги свесил с края кровати, чтобы не пачкать ботинками покрывало. Хотелось думать, он сделал это потому, что Фэллон расстроится, когда вернется, но нет… Он сделал так по привычке. Положено вытирать ноги у дверей, не положено класть ноги в обуви на мебель. Только теперь он внезапно осознал, что большинство людей – как минимум многие, – которым пришлось пройти через подобное, так и не перестали верить, что пропавший вернется.

А он не верил, что пропавших найдут.

И в своей вере он был не одинок. Этот чертов шериф Томпсон… Пытается он хотя бы искать? Оуэн в этом сильно сомневался. Где люди, раздающие брошюры, где заметки на первых полосах газет, где, ради всего святого, поисковые группы? О девочках спрашивали только те два агента. Они хотя бы пытались наводить справки и даже потрудились вкратце ознакомиться с историей города перед приездом.

Наверное, в этот момент он и заснул, но проснулся с той же мыслью в голове: Браунсдейл.

Оуэн встал, машинально вернул на место подушку и разгладил одеяло. В комнате по-прежнему стояла странная тревожная тишина, как будто в ней никто никогда не жил. Полное отсутствие шума обвевало его кожу, подобно теплому, но неприятному ветерку.

Сам не зная почему, Оуэн осторожно попятился прочь из комнаты, будто если он развернется спиной, то упустит что-то важное. Закрыв дверь, он ушел к себе в комнату и начал рыться в чулане, пытаясь отыскать то, чем толком не пользовался несколько лет, еще до переезда в этот чертов южный городок. Одна несчастная экскурсия в Мамонтову Пещеру не в счет.

Оуэн выложил находки на кровать.

Плотные зимние джинсы.

Туристические ботинки, слегка жесткие от долгого хранения.

Рубашка с длинными рукавами.

Толстые носки.

Удовлетворенно оглядев вещи, он отправился в сарай на заднем дворе. Там он отыскал рабочие перчатки, крепкую бейсболку и мощный фонарь, работающий на трех больших батарейках. Оуэн проверил фонарь прямо в темном сарае: свет был яркий и мощный. Он купил фонарь всего пару месяцев назад, потому что во время сильных гроз нередко отключалось электричество. Выйдя из сарая, Оуэн заметил баллончик белой аэрозольной краски и захватил и его. Краска точно лучше покажет обратную дорогу, чем хлебные крошки. Пачкать стены пещеры было в высшей степени незаконно, но плевать.

Вернувшись в дом, Оуэн переоделся, взглянул на часы и сложил в старый рюкзак фонарь, краску, побольше воды и немного еды. Времени, чтобы поехать к пещере и сделать работу, которую не желает выполнять чертов Томпсон, было полно. А почему не желает?

Потому что чертов город проклят, вот почему. Не в каком-то дурацком сверхъестественном смысле, нет. Просто такие уж здесь живут люди. Злые люди. Что-то необъяснимое кроется в самой сути этого места. Оуэн понятия не имел, что именно, но оно здесь – в это он верил до глубины души.

Оуэн не был религиозен. Его родители регулярно ходили в церковь и прилежно таскали его с собой каждую неделю и на соответствующие праздники. Но Оуэн не ощущал той связи, которую явно ощущали они. Он просто сидел между папой и мамой и думал о книге или сборнике комиксов, которые читал в данный момент, перебирал в уме детали истории, если та была хороша, или переписывал ее в воображении, если чего-то не хватало. Он вставал, когда вставали родители, опускался на колени вместе с ними, в нужное время жал руки и обнимал людей вокруг. Походы в церковь не беспокоили его, но и не вдохновляли. Вдохновляли его книги, печатное слово. Он был книжным червем в детстве, заучкой в подростковом возрасте, а когда вырос – стал библиотекарем.