Матриархия

22
18
20
22
24
26
28
30

Черная поляна, желтовато-лиловое небо. Ноги затягивает, затягивает... Нужно идти вперед, переступать... подойти и поцеловать женщине руку. А потом - к человеку с капюшоном. Это совсем не больно: одно движение и я навсегда ЕЕ преданный раб.

Рядом и остальные. Я не чувствую в иссушенных телах ни радости, ни жизни - ничего. Мы пустые сосуды, еле ворочающие ногами, сырая почва утягивает, всасывает, но мы идем...

Не хватает кислорода. Грудь сдавливает тяжесть. Нужно дышать... Нужно...

Что-то обожгло щеку. Звук ввинтился в ухо, а потом и в мозг, как коловорот. Скважина, Ашот сказал, что пробурил скважину, и воды хоть отбавляй.

- Приди в себя! - Рифат то тащит меня, то снова трясет как куклу. Колени выгибаются в обратную сторону, как у кузнечика. И я потихоньку, нехотя, действительно прихожу в себя.

Скулеж пса остается позади. Крик женщины взвивается высоко и бьется под потолком, щекочет спину, забирается под одежду. Поясница горит.

Стигматы, стигматы.

Чистые струи воздуха вошли в ноздри. Я с упоением тянул его в себя, насыщал легкие и мозг кислородом, но запах гнилого мяса не исчез, он по-прежнему в носоглотке.

Под ногами шелестят листья, чавкает земля. Позади двигаются фигуры на фоне дома, машут руками.

Взвизгнула пуля и меня что-то увлекло вниз, навстречу батуту грязи. И тут же заскользил подошвами по земле, побежал. У Рифата шевелятся губы и борода вокруг них. От этого смешно. Вспоминаю как он брызгал слюной, и теперь вместо нее на щеках подсыхает жижа.

Позади гортанные вопли. Кривоватые, быстрые проклятия - наверное, это проклятия, а что нам еще могут орать вдогонку?

Собаки лают, и мы бежим, и быстрее я не могу. Кажется что за нами бежит не то что бешеная свора, а все демоны ада. Сердце стучит в ушах, стучит в горле. Если еще хоть чуток ускорюсь - упаду замертво.

Тропинка кривая. Отвлеченно думаю о том, что о неровные корни можно споткнуться, упасть или там вывихнуть голеностоп. А это самое плохое: помню, играли в футбол, и я как-то неудачно пробил по мячу внешней стороной стопы. Сустав болел еще пару недель, и еще с полгода неприятно тянуло, когда неудачно поставишь ногу.

Мы перепрыгнули через поваленное дерево, и сразу картинка всплыла, как мы тогда с Олей столкнули здоровенный клен на толпу женщин. Бежать, бежать...

Вопли людей и лай собак стихли где-то за деревьями, но все равно просачивались сквозь листву и кустарники.

Я обхватил ствол и повис на нем, Рифат упал на колени тут же. Он сплюнул и закашлялся.

- Зря ты... начал... курить...

- Зря, - выдавил Рифат и зашелся в «бухыкании». Кашлял так, что я думал: вот-вот легкие выплюнет. Потом он вытер рукавом лицо:

- Вставай. Надо бежать дальше, они нас догонят.

- К черту, - отозвался я. - Мы и так сколько пробежали, оторвались уже.