Броситься на Айзека. Сейчас.
Но он стоит на месте, и живот дрожит под футболкой, залитой пивом, в засохших белых пятнах. Желтая некогда, майка «Нирваны».
- Ты... - Устрица выдыхает, как паровоз. - Т-хыы-ы!
Айзек щелкает затвором и целится. По штанам Устрицы побежали темные ручейки, он поднял мясистые руки, и затрусил всем телом.
Крики и ор, Буч и Сандро уже там, на передовой.
Бабы наступают.
Щелчок. Выстрел.
Устрица кричит. Пуля взвизгнула у него над самым ухом, и мочевой пузырь уже полностью расслаблен, штанины темные. Айзек опустил ствол.
- Ты понял, Андрей? Что ты - даже не обычный парень? Ты понял, что ты - кусок ослиного дерьма? Я НЕ СЛЫШУ!
Толстяк всхлипывая, выплюнул звуки. Может, согласился, а может, послал Айзека к дьяволу. Кому это интересно?
***
Налетела первая волна тварей. Злые. Голодные. Ведьмы с горящими глазами. Мужчины рассредоточены вдоль линии поля, Некоторые бойцы без маек, и в царапинах, будто испещрены загадочными письменами на забытом языке.
Айзек смотрит в бинокль. Когда это делает бравый герой из боевичка, обычно показывают возьмерку на боку. А на самом деле «вид из бинокля» - это овал, с чуть размытыми границами.
Что в этом овале? Оскаленные зубы. Всклокоченные волосы. Растопыренные пальцы, с обломанными ногтями. Искусанные губы. Щеки, с глубокими порезами и предсмертными царапинами жертв.
Они идут и Айзеку кажется, что он понимает этот забытый язык - язык первобытного, животного зла.
- Ну что, стреляем? - Попс так весь и дрожит. Ему не терпится уже.
Айзек не успевает ответить. Сандро дает отмашку, в тварей со всех сторон летят пули. Потрескивают автоматы. Женщины падают, как куклы.
Казалось бы, чего боялся Устрица?
Патроны. Их хватит на пару минут залпа.
Бойцы как один, скидывают автоматы. От выстрелов полегла, может быть, треть женщин. Или половина, но не больше.