Матриархия

22
18
20
22
24
26
28
30

Рифат выуживает, вытряхивает из рюкзака крошки. Они сыплются на колени, вместе с мелкими комочками грязи, вместе с нитками и черными хлопьями обивки. Рифат слюнявит палец, и собирает крошки. Потом отправляет в рот.

Снова потрусил рюкзак. Оттуда ничего не выпало, и Рифат пожал плечами. Потом глянул на меня:

- Не видишь что ли? - и выхватил у меня из пальцев веточку. Батон с нижнего краю почернел, в нос мне ударили завитки дыма.

- Вижу. Не соображаю, извини.

- Холодно, да? - усмехнулся Рифат. - Ну, вот тебе и расплата за жаркий сентябрь. Ведь как летом было хорошо, а?..

Если ты пережил ночь, то ты молодец. Но чтоб привести тело в должный порядок, требуется изрядное количество времени.

Хотя сейчас есть вопросы понасущней.

Я закашлялся. Грудину и горло будто вилкой царапают. Сплюнул мокроту.

Пару суток жар не спадал, и я лежал, колотясь в ознобе. Рифат хлопотал вокруг меня, как заботливая курица вокруг цыпленка. События растянулись в один сплошной поток, нескончаемую канитель, и я болтался на этой резиновой ленте, подпрыгивал, опускался, поднимался. Все вокруг стало зыбким и ненадежным.

Видел Колю, с разорванным лицом. Его маму, с дырой в черепе. Дядя Костя полз за мной, подволакивая ноги-обрубки, и шипел, как змея. Глаза молочно-белые, губы, как два дождевых червя.

- Тебе не скры-ы-ыться, - шептал он. А я бежал, бежал... Сухие ветви деревьев хватали меня за куртку, дергали, ноги увязали в зыбкой почве. Потом я вдруг оказался в пустыне. Жарко, хочется пить. Я стонал, стонал и полз, песчинки забирались под одежду и щекотали кожу, царапали гортань и засыпали глаза. А я все полз.

Потом увидел, что за мной гонится толпа - известно, кто.

Разъяренные фурии. Бежали они быстро, как будто вовсе не по песку, и я сам скатывался по барханам, летел кубарем, а ветер подгонял меня, засыпал новыми порциями песка.

И вот они уже близко, совсем близко...

Настырные пальцы прорывают истлевшие лохмотья одежды, ногти царапают кожу. Со всех сторон руки, руки, и меня засасывает на этот раз песок и становится холодно. Потому что ночь, и я снова в огромном зале. Трон, Королева в маске, и в прорезях мелькают синие огоньки глаз. Я знаю, что она следит за мной, хотя рядом и Рифат, и Юрец и Оля.

Из теней сбоку выходят «капюшоны». Мне никогда еще не снилось такой чуши, и я никак не могу вырваться из этого кокона, хотя краем сознания отмечаю, что сплю, и чувствую, как мое тело кто-то двигает, и еще терпкая влага холодит губы.

«Капюшоны» идут со щипцами. Концы испускают завитки дыма, на глянцевый пол - уж не знаю, из чего он, - падают капли. Пахнет горелым жиром и паленой щетиной.

Королева манит к себе Олю, и та отчаянно мотает волосами, закусив губу. Вцепилась мне в руку, и что-то шепчет, на незнакомом языке. Потом гладит меня, и поясницу щекочет легким покалыванием.

- Стигматы, - говорит Рифат. - Все из-за них.

К нам подступают палачи. Нижнюю часть тела обжигает раскаленный металл, входит в самое нутро, припекает кожу и та шипит, пузырится.