Матриархия

- Да им неудобно! - Рифат тряхнул волосами. - Думаешь, не пробовал? Я и так ее подрезаю. Так бы уже целый сноп с собой таскал, - он фыркнул и вытащил из рюкзака термос.

- На черта ты это делаешь?

- А что? - Рифат поднял на меня взгляд.

- Она же грязная. Наберем где-нибудь... там! - я махнул рукой.

- Пусть будет пока грязная. Да она проточная, - Рифат глотнул из термоска - когда он только его успел добыть? - Нормальная вода. Сладковатая, а так - ничего. Лучше такая, чем вообще никакой. И бутылку наполню...

Я выхаркнул зеленоватый сгусток и почему-то вспомнил, как мы прятались в стоге сена. Я перевел взгляд на Вениамина:

- У тебя астма? - мужчина покашлял и кивнул. - Так что ты знаешь? Откуда вы бежали?

- Не думаю, что стоять тут безопасно, - вмешался Рифат. - Воды у нас теперь завались, так что предлагаю дернуть отсюда.

Мы пошли по тропинке. Снова сырость и холод, штаны мокрые, и обувь хлюпает. Лишь бы не слечь совсем. Боюсь, что корешки и травы Рифата мне больше не помогут.

- Вот почему надо ТАК? - всплескивал Рифат руками. - Почему нужно воевать? Почему... люди сразу в животных превратились - и полугода не прошло. Сразу - конец света, какие-то группировки. Нет, не верю я, что нет нормальных поселений, общин... Должны быть такие, ну хоть тресни!

- Такие есть, - отозвался Вениамин. - Ритусь, как там твой животик? Болит еще? - девочка молча покивала. - Ну, недолго уж осталось. Непослушный какой животик! Я ему наказал не огорчать Риточку, а он знай себе, болит!

Легкая улыбка тронула личико малышки, но мордочка ее осталась в целом настороженной и не по-детски хмурой.

- Есть? - переспросил я. - Интересно знать, где? И почему нам нельзя выходить на трассу?

- Где вы вообще были, в последнюю неделю? - усмехнулся Вениамин и снова закашлялся. - Полагаю, можно сбавить ход. Бежать за нами не будут, воображают небось, что со временем мы сами попадем к ним в лапы. Военные контролируют почти все мало-мальски оживленные магистрали, трассы... Много таких кочевников. А еды все меньше и меньше. Хотя, что стоит производить ее вновь? Что, в общем-то, изменилось?

- Ну, значительную часть населения выкосила другая значительная часть, - ответил я. - Кстати, каковы потери, в принципе? И если военные что-то там контролируют, то отчего не перебьют тварюг?

Веня пожевал нижнюю губу, чуть свел брови (тоже седоватые) к переносице. Странно: на вид ему не больше сорока, а уже седой.

- Прикидывал и так, и эдак. Сложно сказать. Но факт остается фактом: мужчины понесли хорошие потери. Плюс, не забывайте про пенитенциарную систему. Не забывайте про военные части, про кадетские корпуса. Там женщин нет. И все эти люди сейчас окрылены свободой. Именно вырвавшиеся из мест не столь отдаленных уголовники и собирают банды, их, конечно, никто не ловит. Потому что идет коренная смена власти, потому что рвутся, ломаются устои. Сколько людей умерло? Не знаю. Сколько сошло с ума? Много. Это похоже на внезапно вспыхнувшую войну, где каждый друг против друга. Говорите, почему нет уютных таких общин, поселений? Потому что они неконкурентоспособны. Потому что община имеет тенденцию расти.

Нас было сначала пятнадцать человек. Семья, можно сказать. Через неделю пришло еще пятеро, потом еще десять, двадцать «голов». Община разрослась, народ стал конфликтовать. Все в этом мире хорошо, только люди все портят, - он горько усмехнулся. - Да-с, портят.

Зачирикала птица. «Чиу-чиу-титити». Вот же бывают люди: слушаешь, и на душе становится спокойно, как будто все знает человек, все растолкует. А может, собственные синапсы включили обратную тягу, после пережитых стрессов, и от этого накатило спокойствие.

- Жили бы мы так, и не тужили, - Вениамин провел ладонью по волосам. - Был у нас такой, заводила. Все норовил власть взять. Дело молодое, да и возможность влиять на других всегда будоражит, тем более в такое-то время. Община росла, росла... Наш совет уже не мог ее как следует контролировать.