Мы пожимаем плечами. Подходит еще один паренек.
- Чо застыли? Лось, чего вы тут?
- Да чего, одного потеряли.
- Он в кузове, - подсказал я.
- Не болтать в строю! - прорычал Лось.
- Мы в армии что ли? Или в колонии? - спросил я. - В кузове один, Туберкулезник. Там и ищите.
- Ты врач,что ли? - прищурил глаза второй. У него шрам на губе, похож на червячка, забравшегося под кожу. Дождь моросит между нами, капли попадают в лицо. Холодно, сыро. Ветер подталкивает, с насмешками. - Ты мне подергай тут еще, плечиками своими, туберкулезник!
Тугой приклад врезался в живот, я согнулся пополам, из глаз брызнули слезы.
Лось выволок из кузова хихикающего туберкулезника. Он упирался ногами, цепляясь пальцами за борт «Камаза».
- Он выделывается! Сукин сын, выделывается еще!
Туберкулезник икнул, сидя на асфальте, в луже. Лось охаживал его «берцами», а он не мог или не хотел вставать. У меня по спине бегали мурашки, волосы на затылке шевелились, от такого зрелища.
Лось посмотрел на свой бушлат, перевел взгляд на меня. После взглянул на второго, «шрамированного».
- Ах, ты, п-падаль, - рыкнул Лось и вскинул автомат.
Щелкнул затвор, грянул выстрел. Туберкулезник разложился на асфальте, как морская звезда, раскинул руки-ноги.
Голова треснула, как арбуз, и из дыры поползла губчатая дрянь.
- Ну и нахрена? - Шрам скривился.
- Да ты погляди, е-мое! - Лось потряс фартук блевотины. - Чертополох драный! Кому он нужен?
Вопрос повис в воздухе. Нас куда-то гонят, нас слепят фары, нас облаивают собаки, и поневоле чувствуешь себя заключенным.
Еду нам практически не давали. Сухой картон или там куски рубероида - вроде как галеты с сыром, воду, отдающую гнильцой. Мы-то на самом деле не зэки, а солдаты.
Нас погнали по коридору, и подошвы стучали о желтоватый кафель, а трубки ламп испускали нездороый свет, от которого слезились глаза. Вряд ли нам предложат баню, я вообще уже забыл, что это такое: подставить тело горячим струям, расслабиться.