Он усмехнулся.
— Похоже, вы не слишком-то привыкли к подобного рода развлечениям!
— Простите, если вас разочаровала. Надеюсь, сейчас я немного постою и мне станет лучше…
— Думаю, вместо того, чтобы превратиться в украшение этой колонны, — той самой, к которой я прижималась спиной, — вам все же нужно вернуться в свои покои и хорошенько отдохнуть. Потому что завтра рано утром намечена большая охота, на которой, я уверен, вы поразите моего кузена своим умением великолепно держаться в седле… — Тут он уставился на меня. — Кстати, леди Корнуэлл, вы умеете великолепно держаться в седле?
— Уж как-нибудь не выпаду, — пообещала ему. — А если я… Если я сейчас уйду с бала, король очень расстроится? Или же он этого не заметит?
— Если вы упадете в обморок, Брайн наверняка это заметит, — отозвался герцог. — Но, подозреваю, это не то внимание, которое вы бы хотели на себя обратить.
Кивнула. Тут он прав!
— Спасибо, что вы со мной возитесь! — произнесла я растроганно.
— К сожалению, несмотря на то, что я с вами вожусь и не отказался бы проводить и своими глазами убедиться, что вы отправились отдыхать, мне все же не стоит появляться в крыле невест. Это может навредить вашей репутации, — заявил он, затем добавил, что поищет леди Виторину, и посоветовал мне не падать с ног хотя бы еще несколько минут.
Ушел, а я закрыла глаза, понимая, что герцог во всем прав. Мне нужно вернуться и лечь спать, так как я не рассчитала своих сил. И еще, леди Виторина тоже права — у меня не так много друзей, чтобы отказываться от их помощи.
Только вот мне почему-то казалось, что в некоторых словах и взглядах Джеймса Стенвея, крылось куда большее, чем дружба и сочувствие к нуждающимся, как завещала нам Святая Истония.
Но разве такое возможно?!
Джеймс Стенвей, герцог Раткрафт
Они устроились в креслах в Малом Овальном Кабинете. Брайн потягивал амаранский коньяк, и на его лицо бросали блики алые языки пламени из камина. Сам же король разглядывал шахматную доску. Вернее, уставился на совершенно безвыходную позицию, в которую попали его белые, загнанные в угол после быстрого и напористого нападения черных.
Джеймс Стенвей, вытянув длинные ноги, посматривал на своего кузена, потому что ситуация на шахматной доске была прекрасно ему известна и полностью его устраивала. До этого он никогда не замечал в себе особой кровожадности по отношению к венценосному брату, но сейчас и эта партия, и разговор, который затеял король, его порядком раздражали.
Именно из-за этого он решил поскорее закончить игру, затем, сославшись на усталость, отправиться в свои покои; и с самого начала партии был быстр, стремителен и кровожаден, не оставив Брайну ни единого шанса спасти ладью, чтобы уже через два хода загнать короля в угол.
Белого короля на шахматной доске.
При этом он никак не мог понять причины собственной раздражительности. Неужели дело в их разговоре? Обычном вечернем разговоре без обсуждения проблем Арондела, сдобренном парой глотков выдержанного коньяка?
Или же дело в том, как Агата Дорсетт смотрела на его кузена?!
Раскрасневшаяся, с блестящими глазами и вздымающейся от учащенного дыхания грудью — воспоминание о груди леди Корнуэлл в узком лифе голубого платья все еще порядком тревожило его воображение, — она не спускала глаз с короля и выглядела удивительно прелестной.