И я решила, что прервала тягостные размышления декана о превратностях судьбы, запиваемые из фляжки, которую он даже не потрудился сунуть в ящик стола.
На это лишь украдкой вздохнула, потому что до этого уже достаточно сталкивалась с подобными ситуациями. Папа тоже, случалось, возвращался сильно навеселе после встреч с армейскими друзьями. Теми самыми, с которыми они прошли талийские равнины, Марийские горы и пограничные леса Ушада… Но вместо того, чтобы развеяться и утвердиться в мысли, что война закончилась и жизнь продолжается, они принимались вспоминать своих погибших товарищей.
Папа частенько приходил домой в крайне угрюмом настроении, но спать не шел.
Вместо этого заставлял нас с мамой раз за разом выслушивать то, что у него на душе. Армейские рассказы и воспоминания о тех, кого он больше никогда не увидит; о затяжных боях с Хаосом, когда на нубрийские войска накатывало отчаяние, и они думали, что энтропию уже не удержать.
Случалось, его монолог затягивался. Давно уже пора было ложиться спать, а то, бывало, звезды начинали тускнеть, а небо светлеть, и солнце поднималось над морем, золотя белоснежный песок прибрежных пляжей… И, наоборот, надо было уже вставать, а папа все говорил, говорил и говорил, несмотря на безуспешные попытки мамы увести его в кровать.
И вот тогда появлялась бабушка. Садилась на стул, подпирала рукой седую голову и смотрела на папу, покручивая в руках замысловатый амулет, который она всегда носила на груди. Затем начинала понемногу и потихоньку действовать — использовала ментальную магию, незаметно просачиваясь сквозь папину защиту.
Бабушка у меня много что могла, и даже папа ни чем не мог ей противостоять, несмотря на то, что он — Высший Маг, один из сильнейших в Нубрии. Наконец, отец начинал клевать носом, а потом засыпал посреди очередного рассказа о боевых действиях и подвигах тех, кто отдал свою жизнь, чтобы всех нас защитить.
И бабушка тогда говорила маме: "Забирай своего красавца!"
С тех пор я уяснила — лучше не попадаться мужчине в подобном состоянии на глаза, а то заговорит вусмерть. Или же будет настолько недоволен тем, что прервала его душевные терзания на самом интересном месте, из-за чего выплеснет на меня свое раздражение.
Я не хотела ни вусмерть, ни раздражения, но… Мне очень надо было рассказать декану о том, с чем я столкнулась в Лабиринте. Кто, как не он, поверит в то, что я увидела? Вернее, почувствовала?..
Но, как оказалось, Даррен Берг не собирался ни заговаривать мне зубы, ни изливать мне свою душу. Вместо этого уставился тяжелым взглядом и недовольным голосом поинтересовался, какого демона мне от него понадобилось.
И я растеряла весь свой боевой пыл.
На миг мне даже показалось, что лучшие бы извиниться и сейчас же сбежать, заявив, что ошиблась адресом… Но вместо этого я сжала зубы, решив обязательно ему рассказать. Потому что это никакие не шутки, и он, прошедший войну, должен осознать всю серьезность произошедшего!
Привкус Хаоса, и где — в Лабиринте под Академией Грейридж?! Пусть не такой явный, и это, определенно, не вторжение, но… Ведь это же должно что-то означать?!
И я надеялась, что декан Берг во всем разберется и обязательно примет нужные меры. Поэтому быстро ему все рассказала. О том, что искала Римса и в конце концов его нашла. О том, что почувствовала присутствие Хаоса в подземных ходах под Академией, из-за чего тут же решила поделиться произошедшим со своим деканом.
Только вот верить мне Даррен Берг не спешил.
— Итак, адептка Крофорт, — произнес он едким голосом, — давайте подведем итоги только что прозвучавшего в моем кабинете. Значит, после досадного инцидента в вашей комнате, о котором мне уже доложили…
— Очень досадного! — поддакнула я.
— Вы отправились на поиски своего магического существа. Но не в сад…
— Не в сад, потому что Ида его дотуда не донесла. Римс ее укусил и сбежал на черной лестнице в Центральном Крыле.