Побег из приюта

Рики в голову пришла замечательная идея, и пока главврач препирался с сестрой Крамер, он взял стаканчик с лекарствами и демонстративно его потряс, делая вид, что проглатывает таблетки. Но прежде чем таблетки успели упасть ему в рот, он сгреб их в ладонь и незаметно сунул в наволочку.

И закончил свое небольшое представление огромным глотком воды.

Не убегай, не прячься. Борись.

– Я очень разочарован, – говорил главврач, указывая на дверь. – Сегодня большой день для Рики. Для нас. Для этого учреждения. Его выпускной, с позволения сказать. А вы хотите испортить его своими бесконечными и бессмысленными жалобами. Кисть Моузли заживет, а что касается другого повода для недовольства, то вам придется довольствоваться временными мерами, пока не подвернется возможность окончательно решить эту проблему!

Кроуфорд внезапно перешел на крик, и Рики с сестрой Крамер отшатнулись от главврача, когда его голос достиг невероятного крещендо.

– Да, сэр. Конечно, сэр. Простите, сэр.

Медсестра бросилась к Рики, схватила поднос с завтраком, который он еще не успел доесть, а также стаканчик для таблеток и выбежала из комнаты.

– Я прошу прощения за устроенную сестрой Крамер сцену, – произнес главврач, когда дверь за ее спиной затворилась, и сокрушенно развел руками. – Если бы наша с тобой работа была моей единственной обязанностью. Но увы.

– Конечно, – поддакнул Рики, стараясь придать своему лицу как можно более бессмысленное выражение. «Мерзавец!» – Увы.

Его сознание все еще оставалось затуманенным, и он понимал, что, скорее всего, лекарства продолжают оказывать на него воздействие, но ему уже было лучше – то ли от еды, то ли оттого, что к нему начала возвращаться память. От отца. У него в душе теплился огонь.

Но пока Рики предстояло столкнуться с более насущной проблемой. Что бы ни означал «выпускной», это точно не сулило ему ничего хорошего. Неужели лжи родителям оказалось недостаточно? Боже, мама плакала от счастья, что ее сын превратился в пустую оболочку без чувств и эмоций, потому что даже это было лучше того, что он представлял собой прежде, и только они могли решать, насколько здоров их сын и как это проявляется. Ярость внутри разгоралась все сильнее, и на этот раз ему совершенно не хотелось ее гасить.

Довольно. Пустышка, Пациент Ноль будет изгнан. Когда главврач сделал по направлению к нему несколько больших шагов и решимость Рики дрогнула, он представил себе карточку с историей болезни отца. Представил себе Кэй в этой крошечной, темной и ужасной палате шоковой терапии. Представил себе сестру Эш, которая тайком несла ему записку, стараясь помочь, чем может.

– Я должен тебе кое-что показать, мой подопытный. Это не то, чем я мог бы гордиться, но тебе важно это увидеть. Пойдем со мной.

Рики встал и последовал за ним, предварительно покосившись на подушку, чтобы убедиться, что таблетки не высыпались из наволочки.

К главврачу вернулось прежнее хорошее расположение духа, и, насвистывая незнакомую Рики песенку, он направился к двери и вышел в коридор. Рики ожидал, что Кроуфорд снова отведет его в кабинет, но вместо этого они повернули направо и подошли к соседней двери. Память Рики начала восстанавливаться, к нему также возвращались силы, которые прежде отнимали лекарства, поэтому пришлось сделать усилие, чтобы не выдать себя перед главврачом.

Зачем ему входить именно в эту комнату?

Он собрался с духом, подавляя нервную дрожь в ногах, пока главврач отпирал камеру и придерживал перед ним дверь. Несколько санитаров в конце коридора, среди которых был и Ларч, заметили их и с любопытством наблюдали за происходящим. Их войти не пригласили.

«Он думает, что я всецело в его власти. Он считает меня безвольным и безопасным».

Рики оказался не готов к тому, чтобы увидеть маленькую девочку или ее комнату. Палата оказалась безукоризненно чистой, но печальной. Здесь было невероятно пусто. Ее кровать была меньше его постели и выглядела менее удобной. В ногах матраса лежала единственная смятая простыня, настолько выношенная, что светилась насквозь. Девочка была маленькой и хрупкой, как Рики и помнил. Она была одета в простую белую ночную сорочку, доходившую до середины колен. Длинные волосы закрывали ей лицо и почти касались пола.

Она стояла посреди комнаты и как будто никого не замечала.