— Какая идея? — растерянно спросил Дмитрий Эдуардович. Спокойствие и предвкушение чуда слетали с него мёртвой листвой.
— Аналог клановой семьи. Так жили в деревнях и сёлах. Семья из нескольких поколений, живущих вместе. Это станет аттракционом века. Вот, прочти!
Дмитрию Эдуардовичу что-то сунули в руки, толкнули к дивану, к мягкому свету торшера. Он опустил глаза. Знакомый ридер и липнущий к зрачкам текст:
Тёма выхватил электронную книгу, потряс ей, как весомым доказательством.
— Вот кем ты станешь, вот, чью роль будешь играть! Барина, главы семейства, порой жестокого, порой чуткого и слезливого!
— Но я… — «Я не могу так жить… не хочу… только не так, без любви…»
— Контраст! Людям нужен контраст! Это станет новым слоем в семейной индустрии. Я собираю команду, и, знаешь что? Актёров будет раз-два и обчёлся. Барин да внуки несмышлёные. А вся семья — это клиенты! Понимаешь? Дети, мамки, папки, тётушки… Эй, ты куда?
Тёма проследовал за Дмитрием Эдуардовичем на кухню.
С улицы донеслось эхо преждевременного салюта.
— Что ты здесь забыл? — спросил мальчик, обходя стойку для фруктов.
— Выбираю нож, — ответил Дмитрий Эдуардович.
Ножей на кухне было видимо-невидимо: шеф-нож, универсальный, для чистки, для фигурной нарезки овощей, для лососины, для хлеба, для влажных продуктов, в виде топорика, японские ножи для суши…
— Зачем?
— Ты болен…
— Что?
Дмитрий Эдуардович повернулся к Тёме и ударил его в шею. Лезвие вошло в подключичную ямочку. Мальчик дёрнулся, соскочив с окровавленной стали, его глаза сделались безумными, он попытался поднять к шее руку, но колени подогнулись, словно лишённые костей, и он упал на плитку пола.
Дмитрий Эдуардович опустился на колено рядом с мальчиком и приставил лезвие универсального ножа под бьющийся кадык. Над пульсирующей кровью раной. Провёл по коже обухом, перевернул режущей кромкой…
— Ты болен… ты неизлечимо болен…