Татс не отодвинулся. Он почти лежал на коленях Тимары.
– Как ты отличишь, когда завтра, а когда сегодня, если уж речь зашла о том, делиться или нет? В какой момент ты говоришь себе: «Я ни с кем не поделился вчера, поэтому я силен, хорошо поохотился, добыл мяса и могу сегодня поделиться с кем-нибудь этим мясом»? Или просто продолжаешь думать: «Лучше я съем все сам, чтобы завтра снова быть сильным»?
– Кажется, ты меня не понял, – сказал Грефт.
– Вот как? Тогда растолкуй лучше! – В голосе Татса прозвучал вызов.
Тимара слегка толкнула Татса, чтобы заставить его слезть с ее колен. Он сел прямо, но при этом ухитрился оказаться вплотную к ней, касаясь ее бедра.
– Я попробую тебе объяснить. – Грефта, похоже, позабавила их стычка. – Но ты можешь не понять. Ты намного моложе меня, и я подозреваю, что ты жил по другим правилам, чем мы все.
Он помолчал и бросил взгляд на компанию по ту сторону костра. Харрикин и Бокстер затеяли дружеское состязание в «толкачи». Положив ладони на плечи друг другу, они уперлись ступнями в грязь и напряглись – каждый старался отпихнуть другого назад. Другие, стоя по сторонам, криками подбадривали борцов. Грефт покачал головой, недовольный этой легкомысленной забавой.
– Жизнь совсем другая, если тебе не приходится сталкиваться со всеобщим убеждением, что тебя не должно быть на свете. Когда я был юн, все считали, что я вообще ничего не достоин. Ребенком я просил милостыню, чуть повзрослев, начал драться за то, что мне было нужно. А когда я подрос достаточно, чтобы доказать, что могу хоть что-то и даже немного больше, кое-кто стал считать, будто имеет право на долю в моей добыче. Кажется, они думали, будто я должен быть им признателен, что они вообще оставляют мне хоть какую-то малость – даже жизнь. Поэтому если ты не жил по таким правилам, вряд ли поймешь мои чувства. Для меня этот поход – шанс уйти от старых правил и жить там, где я сам буду придумывать правила для себя.
– Твое первое правило – всегда позаботиться сначала о себе?
– Может быть. Говорил же, что ты вряд ли поймешь. Но конечно, это уравновешивается тем, что я не все понимаю в тебе. Не объяснишь ли ты, зачем тебе идти вверх по реке? Почему ты оставил свою жизнь в Трехоге, чтобы присоединиться к сборищу изгоев и неудачников вроде нас?
Этот вопрос Грефта прозвучал почти дружески.
По ту сторону костра Бокстер выиграл схватку. Харрикин рухнул в грязь и откатился прочь.
– Сдаюсь! – выкрикнул он, и все рассмеялись.
Борцы вернулись на свои места у огня. Смех затих, наступила тишина: все вдруг поняли, что Татс и Грефт смотрят друг на друга.
Когда Татс заговорил, голос его звучал глубже, чем обычно:
– Может быть, я чего-то и не понимаю. А может быть, моя жизнь не была такой уж легкой, как тебе представляется. И мне понятно твое желание уйти из Трехога туда, где ты сможешь менять правила так, как тебе вздумается. Возможно, большинство из нас хотят того же. Но я не думаю, что первое правило, которое установлю я, будет правилом «Сначала я, потом остальные».
После слов Татса наступило всеобщее молчание. Потрескивало пламя. Комары звенели в темноте. В берегах с шумом ворочалась река, где-то далеко раздался пронзительный звериный крик – и смолк. Тимара обвела глазами круг и поняла, что большинство драконьих хранителей прислушиваются к их разговору. Неожиданно она почувствовала себя неуютно, точно в ловушке между Грефтом и Татсом – как будто она была полем битвы этих двоих. Она слегка отодвинулась от Татса, и холодный ночной воздух коснулся ее бедра там, где оно только что прижималось к ноге юноши.
Грефт набрал в грудь воздуха, словно готовясь дать резкий отпор. Потом медленно выдохнул. Его голос был ровным, негромким и даже приятным:
– Я был прав. Ты не понял, что я сказал, потому что не был на моем месте. На месте любого из нас. – На последних словах он повысил голос, чтобы его слышали все остальные. Потом помолчал и с улыбкой добавил: – Ты не такой, как мы. Так что, думаю, ты просто не понимаешь, почему мы здесь. А вот я догадываюсь, почему ты здесь. – Он немного понизил голос, но его слова по-прежнему были отчетливо слышны. – Совет искал тех, кто отмечен Дождевыми чащобами, как мы. Тех, от кого хотели бы избавиться. А еще, как я слышал, они предлагали амнистию некоторым. Преступникам, например. И кому-то дали возможность покинуть Трехог, чтобы избежать наказания за свои деяния.
Слова Грефта повисли в ночном воздухе, словно дым от костра.
ebooksa