Хранитель драконов

– Я понимаю, что такое диводрево, поэтому не могу обвинять его в содеянном, – продолжила Элис. – Разве это не чудо, что живые корабли, осознав, кем именно и как они были созданы, так быстро оправились от потрясения? То, что сделали мы, торговцы, непростительно. На месте кораблей я вряд ли была бы так же милосердна.

– Я не понимаю. За что им обижаться на нас?

Элис чувствовала себя все неуютнее – ей казалось, что она читает Седрику лекцию в защиту «Совершенного».

– Седрик! Жители Дождевых чащоб находили оболочки, в которых спали драконы. К сожалению, они понятия не имели, что это такое. Они считали, будто обнаружили огромные стволы хорошо выдержанного дерева – единственного дерева, которому оказалась нипочем вода здешней реки. Поэтому они распиливали это якобы дерево на доски и строили из него корабли. А когда в сердцевине бревен обнаруживалось что-то странное, явно не похожее на дерево, то люди попросту выбрасывали это. Недоразвившихся драконов вырывали из их оболочек и обрекали на смерть.

– Но они, несомненно, уже были мертвы, пролежав столько в темноте и холоде.

– Тинталья не умерла. Чтобы вылупиться, ей потребовалось лишь немного тепла и солнечного света. – Элис замолчала, чувствуя, как в горле поднимается непрошеный комок. – Если бы мы поняли это раньше, драконы вернулись бы в мир куда быстрее! – с неподдельной горечью добавила она. – Но мы лишили их истинной формы. Распилили их плоть на доски и построили корабли. На них светило солнце, а рядом подолгу оставались одни и те же люди с их мыслями, чувствами и памятью. И от всего этого создания из диводрева пробуждались – уже не как драконы, а как живые корабли.

Она снова умолкла, пытаясь побороть ужас. Подумать только, что по неведению своему натворили люди!

– Элис, друг мой, мне кажется, ты напрасно себя мучаешь.

Тон Седрика был скорее мягким, нежели снисходительным, однако она чувствовала, что ее спутник если и сопереживает ей, то едва ли испытывает сострадание к драконам, погибшим до рождения. Это удивило ее. Обычно он бывал весьма чувствительным, и такая безучастность по отношению к живым кораблям и драконам привела ее в замешательство.

– Госпожа моя?

Она вздрогнула – тот, кто к ней обратился, подошел сзади совсем беззвучно. Обернувшись, Элис увидела молодого палубного матроса.

– Привет, Клеф. Ты что-то хотел?

Матрос кивнул, потом мотнул головой, отбрасывая с глаз челку, высветленную солнцем до песочного цвета.

– Да, госпожа. Но не я. Корабль, Совершенный. Он говорит, что хотел бы перемолвиться с тобой словечком.

В его речи улавливался легкий акцент, но какой – Элис не могла распознать. В Клефе вообще было что-то загадочное – скажем, его роль в команде… Его представили Элис как палубного матроса, однако все прочие в команде обращались с ним скорее как с сыном капитана. Жена капитана Трелла, Альтия, командовала им – безжалостно, но любовно, – а капитанский сынишка, постоянно с риском для жизни сновавший там и тут по палубе и снастям, похоже, считал Клефа большой живой игрушкой.

Так что Элис улыбнулась ему теплее, чем обычному слуге, и уточнила:

– Ты сказал, корабль хочет поговорить со мной? Ты имеешь в виду носовую фигуру корабля?

Что-то вроде досады скользнуло по лицу матроса.

– Корабль, госпожа. Совершенный попросил меня пойти на корму, найти тебя и пригласить подойти и поговорить с ним.

Седрик повернулся и прислонился спиной к фальшборту.