Драконья гавань

– Я рада, – отозвалась она, так легко оставив эту тему, что Седрик сразу понял – у нее на уме что-то другое.

Взгляд Элис блуждал по тесной каюте, задержавшись на полу близ постели, как будто она что-то искала. Тревога встрепенулась в Седрике и змеей скользнула по животу. Элис заходила сюда в его отсутствие, это ясно. Это она прибралась в каюте. Не нашла ли она тайник с кровью дракона? Нет. Не может быть. Если бы она заподозрила его в подобной подлости, то немедленно обвинила бы. Тут что-то другое… Он ждал.

– Седрик… – заговорила она, совершенно ошеломив его, – Гест меня любит?

Элис задала этот нелепый вопрос с наивностью ребенка. И в голосе ее, так же по-детски, звучали тоска и страх. Седрик не мог понять, какого ответа она от него ждет.

– Не думаю, что об этом стоит спрашивать меня, – уклончиво начал он. – Гест ведь женился на тебе, верно? Разве он не дает тебе почти все, о чем ты просишь? Включая и это затянувшееся путешествие?

– Он дает мне все, что обязан дать. К чему обязывает его заключенная нами сделка. Гест дал мне имя и положение, деньги, которые я могу тратить по своему усмотрению, возможность посвящать все свободное время старинным свиткам. У меня есть красивая одежда, отличный повар, прекрасно обставленный дом. Я приветствую гостей Геста, когда он того желает. Я делаю все, чего он ожидает от меня. Я… я содействовала его попыткам зачать наследника…

До сих пор Элис прекрасно владела своим голосом и лицом. Но вдруг на последних, почти неслышных словах она скривилась, нос ее покраснел, а из глаз брызнули слезы. Внезапность этой перемены потрясла Седрика. За какой-то миг она превратилась из собранной и сдержанной Элис в какую-то незнакомку. Она съежилась в изножье его постели, закрыв руками лицо, и зарыдала шумно и горестно. И неудержимо, с нарастающей тревогой понял Седрик.

– Элис, Элис… – увещевал он, но она лишь рыдала все сильнее, содрогаясь всем телом.

Седрик сел, несмотря на боль во всех мышцах, и осторожно приобнял ее за плечи. Элис развернулась и приникла к его груди, дрожа от горя.

– В чем дело? – спросил он, страшась, что она вот-вот раскроет ему какую-то жуткую тайну. – Элис, что случилось? Что на тебя нашло?

Похоже, он сумел до нее достучаться. Наверное, Элис увидела в его вопросах разрешение рассказать о том, что настолько ее расстроило. Она чуть выпрямилась и нашарила в кармане платок. Тот оказался весь в пятнах и прорехах и скорее подходил уличному оборванцу из Джамелии, чем жене торговца. Но тем не менее Элис утерла им лицо, перевела дыхание и заговорила, глядя на горящую в подсвечнике свечу, но только не на Седрика:

– Сперва, когда Гест начал ухаживать за мной, меня смутили его намерения. Он был таким завидным женихом, просто находка. А я? Младшая дочь, не красавица, без перспектив и почти без приданого. Я даже злилась из-за того, что он оказывает мне знаки внимания. Я считала это каким-то пари или жестокой шуткой. Меня возмущало то, как он вторгается в мою жизнь и мешает работе. Но ухаживание продолжалось, и Гест был так обворожителен, что я убедила себя: мол, не только я увлечена им, но и он питает ко мне подобные чувства, хоть и скрывает их. – Элис сдавленно рассмеялась. – Что ж, скрывал он их превосходно и продолжал это делать все годы нашего брака. Он так ловко жонглировал словами, умел сказать такой комплимент, что все за столом улыбались, радуясь за меня, и одна я видела скрытую в его словах колкость. Всем остальным Гест показывал лишь красивый фасад. Перед друзьями и родными он разыгрывал внимательного, даже без памяти влюбленного супруга. Но со мной… – Она вдруг повернулась к старинному другу. – Может, дело во мне, Седрик? Может, я слишком многого жду? Может, все мужчины таковы? Мой отец бывал иногда нежным, иногда веселым и всегда оставался добр к матери. Или он только притворялся перед детьми? А когда они оставались наедине, становился холодным, грубым и жестоким?

В ее вопросе звучало такое искреннее недоумение, такое смятение, что Седрику показалось, будто он перенесся в пору их детства. Тогда Элис порой задавала ему подобные вопросы, уверенная, что он старше и больше знает о том, как устроен мир. Не подумав, Седрик взял ее за руку и тут же поразился самому себе. Почему его чувства к ней мечутся, словно флюгер? Именно Элис по большей части и виновата, что он оказался в этом безрадостном месте, на этой унылой посудине, а теперь еще и связан накрепко со слабоумной драконицей. Как же он может испытывать к ней сострадание?

Может, потому, что именно он по большей части и обрек ее на не менее безрадостный и унылый брак и накрепко связал с человеком, который испытывает к Элис примерно столько же приязни, сколько достается обычно паршивому псу?

– Гест не таков, как мы, – начал Седрик, подозревая, что никогда еще не был так близок к истине. – Я не знаю, любит ли он вообще кого-нибудь в том смысле, в каком обычно используют это слово. Гест, безусловно, ценит тебя. Знает, что в тебе заключена его надежда на рождение наследника.

Его запас уклончивых слов вдруг иссяк.

– Ох, Элис, – вздохнул он и снова приобнял ее за узкие плечи. – Нет. Гест тебя не любит. Он женился на тебе по расчету. Гесту нужна была жена, чтобы остепениться и обеспечить себе наследника. Его родители настаивали, чтобы он вел себя, как подобает порядочному сыну торговца. И благодаря тебе он мог соответствовать образу, не меняя прежних привычек. Прости меня. Он тебя не любит. И никогда не любил.

Седрик ожидал, что Элис снова разразится рыданиями. Он был готов утешать ее, как только сумеет. Но никак не думал, что она вдруг выпрямится и расправит плечи. Она тяжело вздохнула, но на глазах не выступило ни слезинки.

– Что ж… – пару раз шмыгнув носом, ровным тоном заключила она. – Значит, вот оно как. Как я и ожидала. Наверное, этого я и заслуживаю. Я заключила с ним сделку. И не устаю себе об этом напоминать. Может, теперь, услышав подтверждение из твоих уст, я поверю в это всем сердцем. И тогда решу, что мне с этим делать дальше.

Это звучало угрожающе.