– Я это беру! – услышала она собственные слова.
Прозвучавшая в ее голосе жадность поразила ее саму, но нормальной щетки для волос у нее не было с тех пор, как ее вещи потерялись при разливе реки несколько месяцев назад.
Плоский предмет, лежавший на секретере, был похож на книгу, но когда она его открыла, он развернулся на три зеркальные пластинки, гибко скрепленные друг с другом. Тимара посмотрелась в них – и не смогла отвести взгляда. Неужели это она? Неужели Синтара настолько сильно ее изменила?
Исчезла девочка, «измененная Дождевыми чащобами». На нее смотрела Старшая с узким лицом, черты которого подчеркивали красивые синие чешуйки. В проборе ее влажных волос, гладких и черных, тоже видна была мелкая синяя чешуя. Она подняла руку, чтобы прикоснуться к своему лицу, убедиться в том, что это действительно ее собственное отражение – и была потрясена густо-синим цветом своих когтей и серебряному узору, который подобно плетям дикой лозы бежал по тыльной стороне кисти от кончика каждого пальца и уходил к локтю. Она была уверена в том, что до купания в ванне ничего этого не было.
Она все еще взирала на себя, когда ее отвлек Рапскаль.
– Тебе еще больше понравится то, что оказалось вон там. Девичья одежда. Вещи Старших, как то платье, что у Элис. Красивые. Серебряные, синие и зеленые, твои цвета. И туфельки из такого же материала, только более плотного.
– Дай посмотреть! – потребовала она.
Он повернулся к ней от полок, оказавшихся за узкой дверью, расправляя в руках мерцающий наряд, зеленый и синий. У Тимары быстро забилось сердце.
Рапскаль широко ей улыбался.
– Тут их масса. Ты сможешь поделиться. Если они придутся кому-нибудь впору.
Она пролезла мимо него, запуская пальцы в стопку сложенной одежды. Серебряная, как быстрая река, зеленая… зеленее Фенте. Синяя, как Синтара. Она задохнулась от радостного волнения.
– Эй! Обернись назад! – потребовал Рапскаль.
Она послушалась и обнаружила, что он поднес к ней развернутое зеркало.
– Как тебе нравятся твои крылья? – спросил он, и замолчал, увидев отразившееся на ее лице потрясение.
Слезы навернулись у нее на глаза, губы задрожали. Она не могла говорить.
– Они тебе не нравятся? – возмутился он изумленно.
Тимара была потрясена еще сильнее, чем он.
– Рапскаль! Я красивая!
– Так я же тебе говорил! – теперь он был явно обижен тем, что она усомнилась в его искренности.
Вернувшись к секретеру, Рапскаль положил зеркало обратно. Он посмотрел на Тимару, и тут же отвел взгляд, словно ему рядом с ней вдруг стало неуютно. Чтобы чем-то заняться, он прошел к каменной кровати.