– Горячий чай! – объявил Лефтрин и, несмотря на прощальную угрозу Малты, Рэйн благодарно кивнул.
Он был рад видеть, что напиток уже заварен и ждет на столе камбуза в пузатом коричневом чайнике. Капитану и Рэйну быстро поставили по кружке, и Лефтрин наполнил обе. Через открытую дверь Рэйну была видна рубка, где по стенам были закреплены ярусы коек. На одной из них крупный мускулистый мужчина чесал себе грудь и широко зевал. Менее массивный парень проскользнул мимо зевающего и по-кошачьи метнувшись через порог, уселся за стол. Он бросил на Рэйна любопытный взгляд, но тут же перевел глаза на капитана. Без всяких церемоний пришедший начал докладывать:
– Совет нам монет не прислал, кэп. Но та лавка прислала все, что вы там заказали, под кредит. И мы точно так же получили все остальные припасы: торговцы хорошо нас знают и понимают, что если не поставят нам сейчас то, что нам нужно, то, когда мы получим деньги, мы уже к ним не обратимся.
– Отлично, Хеннесси. Пока это все. У нас гость.
Рэйн понял, что Лефтрин прекратил болтовню членов команды, успешно отрезая его ото всех сведений, которыми те могли бы поделиться, до тех пор, пока не оценит его самого и не поймет, что ему нужно. Он сделал собственный ход. Посмотрев на Хеннесси – явно помощника капитана, а затем на самого Лефтрина, он сказал:
– Хупрусы дают кредиты на хороших условиях не только в Трехоге, но и здесь, в Кассарике, кузен. Не сомневаюсь, что наша семья не откажется проявить свое влияние, раз здешний Совет обходится с вами не слишком красиво.
Лефтрин пристально посмотрел на него.
– Странно, что вы помните меня, как кузена.
Рэйн округлил глаза.
– Ну, полно! Не так уж нас тогда было много – тех, кто донимал людей, которые в те дни работали с диводревом. Вам хорошо удавались формы. Помню, был даже разговор о том, что ваша мать может уговорить вашего отца, чтобы тот разрешил вам заняться этим, а не принимать командование над «Смоляным».
– Это были просто разговоры. Моя душа всегда лежала к корабельному делу. На самом деле я даже боялся, что меня оставят работать с диводревом! Интересно, что бы сейчас со мной было, если бы все сложилось именно так? А вас, как я припоминаю, всегда завораживали необработанные бревна. Вы вечно ускользали, чтобы отправиться на разведку.
– Это точно. И у меня из-за этого вечно были неприятности.
– Были опасения, что у вас образовалась слишком прочная связь с городом. И что вы можете в нем утонуть…
– Как это случилось с моим отцом, – негромко договорил Рэйн.
Молчание на камбузе стало напряженным. Женщина взяла со стола чайник, чтобы долить в него воды. Она замерла на месте, сжимая его в руках и наблюдая за Рэйном. Тут что-то скрывалось, и ему следовало как можно скорее с этим разобраться. Если он будет откровенен, это может вызвать других на открытый разговор. Рэйн кивнул, словно в ответ на собственные мысли.
– Но я не утонул. Потому что для меня это был не просто камень и заключенные в нем воспоминания. Это была драконица Тинталья, которая оказалась в ловушке, пребывая в сознании в своем бревне диводрева. Она притянула меня, удержала – и, в конце концов, я стал ей служить. Я и по-прежнему ей служу во многом. Сегодня я здесь именно из-за драконов. Мне необходимо знать, капитан. Что стало с драконами и их хранителями?
Лефтрин сел поближе к печке. Взяв кружку, он сделал осторожный глоток. Поверх ее края он внимательно рассматривал Рэйна. Рэйну было любопытно, каков он в глазах капитана. Считает ли его Лефтрин уродом, человеком, которого слишком сильно отметили и изменили Дождевые чащобы? Или он видит в нем Старшего – одного из тех легендарных и почитаемых существ, которые когда-то построили скрытые древние города Дождевых чащоб? Или дальнего родственника, которого он смутно помнит по кажущимся таким далеким детству? Рэйн сел прямее, позволяя Лефтрину разглядывать его покрытое чешуей лицо и думать, что пожелает. Он выжидал.
Поджарый рыжий кот с белыми носочками внезапно взлетел с палубы и приземлился на столешницу. Он прошелся вдоль стола, не обращая внимания на взмахи руки Хеннесси, и устремил на Рэйна сверкающие зеленые глаза. Он ткнулся головой в сцепленные на крышке стола руки Рэйна, требуя свидетельств уважения. Рэйн поднял руку, чтобы погладить тварюшку, и обнаружил, что она удивительно мягкая.
Казалось, дружелюбие, с которым посетитель принял кошачье внимание, помогло Лефтрину прийти к какому-то выводу, и он сказал:
– А где Малта? Я не сомневаюсь, что Элис хотела бы, чтобы Малта все узнала. Именно поэтому она ей написала и послала ей ту кафельную плитку.