— Я? Но у меня нет таких денег! — стал говорить Мартинс, даже к спутникам своим обернулся как к свидетелям.
— Так купите в казну города, — сразу нашёл выход кавалер. — И ещё, — прибавил он, пока Мартинс не опомнился, — моим людям нужны сюрко, — бургомистр вытаращил на него глаза, — ну, это ваффенрок, что надевается поверх доспеха, из хорошей материи, ваши портные должны знать, что это, можно без моего герба, достаточно бело-голубых квадратов, двадцати двух штук мне хватит.
— Но… Но… В казне сейчас совсем нет денег, — начал хныкать толстяк, — мы только что собрали вам двадцать тысяч талеров, а ещё дом выкупить, верёвки, ваши одежды… И телеги с лошадьми вы так и не вернули… И те, что мы вам отправим, не вернёте… Наверное…
А Волков стал довольно бесцеремонно тыкать ему пальцем в жирную грудь:
— Милейший, пока мужичьё грабило купчишек и всю округу, вы неплохо разжирели на торговле с ними. Когда мои люди узнали, сколько золота ландскнехты вытрясли из ваших соседей в Рункеле, мне стало трудно их останавливать, — он погрозил бургомистру пальцем. — Если не будете мне помогать, мои силы могут и иссякнуть. И пара тысяч злых и голодных людей придут к вам сюда, чтобы заглянуть в ваши сундуки, а заодно и под юбки ваших жён. Уверяю вас, господа, вам их визит будет не по душе.
— Мы всё поняли, — пролепетал бургомистр. — Я попробую убедить горожан найти ещё денег.
— Да уж потрудитесь, — произнёс Волков и, не попрощавшись, пошёл по дому дальше, осматривать мебель и на удивление хорошую обивку стен.
Крепкая материя, серо-голубая, с узорами из серебряных листочков. Изысканно, тонко. У Железнорукого или его ведьмы был неплохой вкус.
Тут он, для самого себя неожиданно, подумал, что такая обивка пришлась бы по вкусу Бригитт. Почему он вспомнил сейчас про эту красивую женщину? Потому что захотел её увидеть, показать ей эту обивку? А ещё вспомнил про то, что у неё сейчас, наверное, веснушки высыпали на лицо. И на плечи, и на спину. Как раз время для них.
А ещё вспомнил, что не писал ей. Ни ей, ни жене. За последние две недели, как вывел обоз из лагеря, так он не вспоминал о Бригитт. Но теперь вдруг, оглядывая богатый дом, вспомнил. А ведь она беременна. И живёт в доме, где есть люди, которые её ненавидят.
«Надо будет написать письма завтра. Бригитт и архиепископу. Ну, может, и жене. Да, жене тоже нужно. Порадовать всех моей победой».
Он вернулся и нашёл Шуберта, тот следил, как сапёры разбирают красивую медную посуду на кухне:
— На втором этаже, в господских покоях, отличная обивка на стенах. Выберите двух самых умелых людей, чтобы сняли её без повреждений. Уж очень она хороша.
— Сейчас же пойду посмотрю, что можно сделать, — отвечал инженер. — Если она не клееная, а прибитая, то снимем без потрат. Одно плохо, телег взяли слишком мало, те двенадцать, что взяли, мы уже наполнили.
— Я возвращаюсь в лагерь, оставлю вам пять солдат с сержантом, нагруженные заберу, пришлю ещё телег, — обещал кавалер. — Сколько телег прислать?
— Думаю, два десятка будет довольно, — прикидывал инженер, — ночевать тут останемся, за вечер и утро всё соберём, обивку снимем, к обеду дом будет пуст.
— Оставлю вам пять солдат и сержанта на всякий случай, — сказал кавалер, на том они и распрощались.
Ждать до утра не смог, как приехал, так сразу сел писать письма, и первое письмо, вот глупость какая, конечно же, стал писать Бригитт.
Раньше ему, конечно, женщины тоже нравились, взять хоть ту же Брунхильду, он и ревновал её даже. Но чтобы так вот желать написать письмо, писать ей слова всякие, хвастать своими успехами, про обивку стен писать, узнавать, как она поживает, как чрево её?
«Старею, что ли?»
ebooksa