– Ты говорил, твои родители погибли в сражении с тварями…
– Да. А до того на деревню, где мы жили, напали люди Морвенны. Наши отбили нападение, но не успели восстановить защиту деревни. А на следующую ночь нахлынули твари. Бабушка утверждает, это действовали ваши животноводы. Не смотри так, сам я ничего не помню. Мне было-то два года.
Я продолжала смотреть на него. В груди разрастался болезненный колючий комок. Хагос, становилось трудно дышать, стоило представить маленького Хена, стоило представить, сколько людей погибло… Ради чего? Чтобы откусить кусочек от вражеской территории, а потом потерять примерно такой же кусочек своей?
– Сатьяна…
Я выдохнула. С усилием заставила себя сглотнуть подступивший к горлу ком. Это прошлое. Сейчас у нас перемирие. Сейчас никто не умирает, не теряет родителей и друзей. И, может быть, это перемирие станет вечным. И имерийцы перестанут быть врагами, перестанут быть пугалом для маленьких морвеннских детей.
Почувствовав, что успокаиваюсь, я спросила:
– Подожди, я не понимаю. Ты говорил, в академии есть имерийский шпион. Это не ты?
Хен покачал головой:
– Здесь есть как минимум ещё один человек из Имерии. Это я знаю точно. Подозреваю, именно он заманил нас сюда. Перехватил способ, которым ректор связывается с академией.
– И ты не знаешь, кто он?
– Не знаю. К счастью, и он не знает, кто я, вернее, под какой личиной.
На некоторое время мы оба замолчали. Потом я спросила:
– А какая твоя личина настоящая?
Вместо ответа Хен повёл рукой. Вокруг плеснуло знакомой серебристой плёнкой, затягивая нас в кокон, заставляя теснее прижаться друг к другу.
Отвод глаз. Я видела, как этим заклинанием пользуются Вейн и Карин, разве что они наводили чары на всё помещение, а Хен - только на нас двоих.
Теперь наблюдатель увидит только безобидную картину. И не услышит ничего – а ведь защита от прослушивания уже стояла, я только сейчас поняла это. Видно, Хен поставил её с самого начала разговора.
Не спуская с меня взгляда, улыбаясь кончиками губ, он провёл рукой по лицу. Следуя за движением, черты лица плавились, умножались – и сквозь них просвечивали другие.
Хен… тот Хен, которого я помнила, и Ярен, которого узнала здесь – словно слились в одного человека. Настоящее лицо моего фальшивого мужа походило одновременно и на того, и на другого, как если бы он был родным братом обоим. Нос – от Ярена, прямой, с едва заметным утолщением в середине переносицы. Глаза – скорее от Хена, полные пронзительной синевы. Губы… губы не знаю от кого, но в кончиках пальцев у меня закололо от желания к ним прикоснуться.
– Так… странно… – шепнула я, не отводя глаз. Не переставая смотреть, впитывая всем своим существом знакомо-незнакомые черты.
Подбородок, шея, крепкие ключицы… снова вернуться к лицу – лоб, на который падают волосы цвета стали. Не белые, как у вендайцев, и не чёрные, как у имерийцев. Скулы, по которым тоже хочется провести пальцами, очертить линию сильной челюсти, спуститься ниже.