Убийца Шута

— Да. Это место мое больше, чем любое другое в доме.

Он выпрямился и кивнул мне.

— Очень хорошо, — он попытался пожать плечами, но в таком тесном закутке у него не получилось. — Теперь пойдем со мной. До утра нам обоим надо немножко поспать.

Он пошел вперед, и я последовала за ним в его логово. Я наблюдала, как он закрывает панель и открывает высокие двери. Я следовала за его свечой, пока мы возвращались в главную часть дома. У подножия парадной лестницы он остановился, повернулся и посмотрел на меня сверху вниз.

— Твою комнату придется тщательно отмыть, прежде чем ты снова будешь спать там. А моя комната слишком запущена. Предлагаю поспать в гостиной мамы, там, где ты родилась.

Моего согласия он не ждал. Я снова шла за ним до уютной комнаты, которая когда-то служила мне детской. Здесь было холодно и темно. Отец зажег огарок свечи и оставил меня, чтобы принести угли для камина. Пока его не было, я стряхнула паутину со своей новой красной ночной рубашки и осмотрелась в плохо освещенной комнате мамы. С тех пор, как она умерла, мы редко заходили сюда. Ее присутствие было здесь повсюду: от готовых свечей в подсвечниках до пустых ваз для цветов. Нет, не присутствие. Я чувствовала здесь ее отсутствие. Прошлой зимой почти каждую ночь мы собирались здесь втроем. Рабочая корзинка мамы так и стояла на ее кресле. Я села в кресло и поставила ее на колени, спрятала ноги под ночную рубашку и прижала к себе корзинку.

Глава девятнадцатая

Без сил

И тогда, когда никто не ждет, когда умерла надежда и бегут белые пророки, там, где нельзя представить, будет найден Нежданный Сын. Он не будет знать отца своего и без матери расти будет. Он станет камушком на дороге, который свернет колесо с пути. Смерть будет алкать его, но снова и снова жажда ее не будет утолена. Похороненный и вставший из могилы, забытый, безымянный, одинокий и обесчещенный, он станет важнейшей силой в руках Белого Пророка, которые использует его без жалости и милосердия, как инструмент, который неизбежно затупится и раскрошится, придавая миру наилучшую форму.

Я убрал свиток в сторону, поражаясь, зачем я утруждаю себя этим чтением. Я принес его из моего логова в комнату Молли, где спала Би. Это был единственный свиток, который упоминал пророчество о Нежданном Сыне. И то — всего лишь обрывок. Я не нашел никаких ответов на вопрос, который хотел задать ему. Почему, после всех этих лет? Почему такое послание и такой курьер?

Я повертел свиток в руках, в тысячный раз изучая его. Это был старый кусок чего-то… не пергамент, не бумага. Мы с Чейдом не знали, что это такое. Очень темные чернила, ровные края каждой буквы. Материя, на которой записан текст, была очень гибкая и имела цвет меда. Если я подносил ее к огню, то сквозь нее виден был свет. Ни Чейд, ни я не могли прочитать его, но он попал к нам вместе с переводом, который, как заверил Чейд, был очень точным. Тогда он пробормотал что-то вроде «за такую цену он просто обязан быть точным».

В первый раз я увидел его мальчишкой, среди свитков и пергаментов о Белых пророках и их предсказаниях, которые собирал Чейд, Я обращал на них внимания не больше, чем на его увлечение разведением бузины и созданием яда из листьев ревеня. В те годы у Чейда было много навязчивых идей. Думаю, все эти пристрастия помогли ему сохранить ясный ум во время длительной одинокой работы как королевского шпиона. Конечно, я не связывал его увлечение Белыми Пророками с необычным шутом короля Шрюда. В те дни Шут для меня был просто шутом, бледным худым ребенком с бесцветными глазами и острым языком. В основном я его избегал. Я видел его шальные трюки, от которых у придворных замирало сердце. Слышал, как он способен нашинковать человеческую гордость острым, как бритва, сарказмом и искусной игрой слов.

Даже после того, как судьба свела нас, сначала как просто знакомых, а затем — как друзей, я не увидел связи. Прошло много лет, прежде чем Шут признался мне, что считал пророчество о Нежданном сыне предсказанием моего рождения. Это было одно из полусотни обрывков предсказаний, которые он собрал воедино. И тогда он пошел искать меня, своего Изменяющего, незаконнорожденного сына короля, отрекшегося от престола, в далеком северном крае. И вместе, заверял он меня, мы способны изменить будущее мира.

Он верил, что я — Нежданный Сын. В то время он был так настойчив, что я сам почти поверил в это. Конечно, смерть жаждала меня, и не раз он вмешивался, чтобы в последний момент вырвать меня из ее когтей. В конце концов я сделал то же самое для него. Мы достигли его цели, вернули драконов в мир, и на этом его дни как Белого Пророка были окончены.

И тогда он покинул меня, разорвав многолетнюю дружбу и отправившись туда, откуда пришел. Клеррес. Город, где-то далеко на юге, а может быть — просто название школы, где он вырос. За все время, что мы провели вместе, он крайне мало рассказывал мне о своей жизни до нашего знакомства. И когда он решил, что пришло время расстаться, то ушел. Он никогда не давал мне выбора и упорно отказывался от моего предложения пойти с ним. Как он сказал мне, он боялся, что я буду продолжать действовать как Изменяющий, и что вместе мы, не сознавая того, можем отменить все, чего добились. Он ушел, а я так и не смог проститься с ним. Многие годы понимание того, что он оставил меня без намерения вернуться, мелкими каплями проникало в мое сознание. И каждая капля приносила маленькую меру боли.

Через несколько месяцев после возвращения в Баккип я внезапно обнаружил, что у меня есть своя жизнь. Это был головокружительный опыт. Он тоже хотел, чтобы я следовал за своей собственной судьбой, и я никогда не сомневался в его искренности. Но и по прошествии многих лет после того, как я признал его отсутствие в моей жизни, заведомую законченность его поступка, его окончательность, какая-то часть моей души не могла успокоиться, ожидая его возвращения. Думаю, это потрясение бывает после разрыва любых отношений. Осознание непрерывности связи с тем, кто уже поставил точку и ушел. Несколько лет я ждал, как верный пес, которому приказали сидеть на месте. Я не имел никаких оснований полагать, что Шут потерял ко мне расположение или переменил обо мне мнение. И все же продолжительная звенящая тишина и неизменное отсутствие начала были похожи на неприязнь, или, того хуже, равнодушие.

В эти годы были времена, когда я всерьез обдумывал это и пытался оправдать его. Я был затерян в камнях, когда он пришел в Баккип. Многие боялись, что я мертв. Быть может, и он? Год от года мой ответ менялся. Он оставил мне подарок, вырезанные портреты: мой, его и Ночного Волка. Стал бы он оставлять его, если не ждал, что он когда-нибудь попадет в мои руки? А что он сделал с ним? В резном камне памяти были запечатлены слова, одно предложение. «Мне всегда не хватало мудрости». Означает ли это, что он будет настолько глуп, чтобы возобновить нашу дружбу, даже если это приведет к риску уничтожения всей нашей работы? Или это означает, что он глупо отправляется в опасное место без меня? Означает ли это, что свалял дурака, когда выбрал меня своим Изменяющим? Было ли это извинение, что он выглядел таким внимательным и позволил мне так сильно полагаться на нашу дружбу? Заботила ли его когда-нибудь наша дружба по-настоящему?

Когда крепкая дружба так резко обрывается, приходят разные мрачные мысли. Но каждая рана в конце концов превращается в шрам. Он никогда не прекращал болеть, но я научился жить с этим. Он перестал постоянно терзать меня. У меня появился дом, семья, любящая жена, а затем — ребенок, чтобы растить ее. И хотя смерть Молли пробудила эти отголоски потери и одиночества, не думаю, что я бы замкнулся на них.

И вот прибывает курьер. С посланием, которое или плохо передано, или плохо создано, и не имеет для меня никакого смысла. Она намекнула, что были и другие курьеры, которым не удалось добраться до меня. В памяти что-то шевельнулось. Давным-давно. Девушка-курьер и три незнакомца. Кровь на полу и кровавые отпечатки пальцев на лице Шута. Этот крик…

Я почувствовал себя оглушенным и слабым. Сердце заболело, будто кто-то сдавил его. Какое послание я не получил тогда? Какую смерть нашла девушка в ту ночь?