Убийца Шута

— Съешь что-нибудь, — ответил Шут, почувствовал мое колебание.

Я положил еду себе и сел в кресло Розмэри, поставив тарелку на колени. Шут поднял голову.

— Я чувствую запах бренди.

— Слева от тебя бокал.

Он убрал ложку в сторону, и дрожащая улыбка изогнула его губы.

— Бренди с Фитцем. У огня. В чистой одежде. С едой. В последний раз, и я умру почти счастливым.

— Давай опустим мысли о смерти и отдохнем.

Он улыбнулся еще шире.

— На время, старый друг. На время. Что бы ты ни сделал со мной до того, как мы прошли через камни, жертва Риддла, еда, тепло и все остальное вытащило меня из этой пропасти. Но не будем обманывать друг друга. Я знаю, какую гниль ношу в себе. Знаю, что ты ее видел, — он поднял скрюченную руку, чтобы почесать покрытую шрамами щеку. — Это не случайное совпадение, Фитц. Они умышленно сделали это, обдуманно оставили шрамы на моем лице и срезали следы Скилла с моих пальцев. Я не предполагал, что смогу убежать. Они вселили в меня медленную смерть, а потом шли по моим следам, пока я ковылял, следя, как я с каждым днем теряю силы, угрожая тем, кто мог бы поддержать меня. Мне кажется, я шел быстрее и дальше, чем они рассчитывали, но вполне возможно, что это просто мои фантазии. Они видят все вероятности гораздо шире, чем мы с тобой можем представить, ведь в их руках — карта лабиринта времени, составленная из сотен тысяч пророчеств. Я не спросил, почему ты ударил меня, ведь я знал. Они привели мир в движение и ждали, что ты исполнишь их злую волю. Они стремились причинить тебе такую боль, чтобы ты убил меня. Но у них не вышло. И тем не менее ты все еще Изменяющий, и ты изменил мою смерть, напитав меня силой, — он вздохнул. — Но, возможно, ты нашел и привел меня сюда по их воле. Станет ли это камешком, который вызовет лавину, Фитц? Я не знаю. Я долго пытался понять, какой путь мне выбрать в клубящемся тумане вероятностей, как когда-то. Но нет, после того, как ты вернул меня из мертвых, я потерял этот дар.

Я не знал, что ему сказать. Я давно понял, что чем больше вопросов задаешь Чейду или Шуту, тем крепче становится их молчание. Если же оставить их в покое, они скажут даже больше, чем хотели поначалу. И поэтому я съел часть курицы, потягивал бренди Чейда и раздумывал о Слугах, о его нежданном сыне и даже о судьбе курьеров, посланных им, но не добравшихся до меня.

Он закончил с едой, погремев ложкой по тарелке, чтобы убедиться, что ничего не осталось. Я наполнил его бокал бренди.

— Вытри губы, с левой стороны, — сказал я ему тихо.

Мне было больно смотреть, как он ест, жадно и неряшливо. Убрав его тарелку, я вытер со стола брызги и капли бульона. Я не хотел стыдить его, но, протерев лицо, он признался:

— Я ем, как голодный пес. Слепой, голодный пес. Боюсь, я привык как можно быстрее проглатывать еду. Трудно забыть что-то, чему специально обучали.

Он отхлебнул из своей чашки и откинул голову назад. Глаза закрылись, но только когда его рука слабо дернулась, чуть не выронив чашку, я понял, что он заснул.

— Вернемся в кровать, — сказал я ему. — Если ты несколько дней будешь отдыхать и есть, мы сможем понемногу начать твое лечение.

Он пошевелился, а когда я взял его за руку, поднялся на дрожащие ноги.

— Пожалуйста, как можно скорее. Я должен стать сильнее, Фитц. Я должен жить, и должен уничтожить их.

— Что ж. Давай начнем с того, что проспим эту ночь, — предложил я ему.

Я отвел его обратно к кровати и хорошенько укутал в одеяло. Стараясь не шуметь, я убрал комнату и подбросил в огонь дров. Наполнил чашку бренди. Это было ежевичное бренди, гораздо лучшего качества, чем я мог себе позволить в молодости. И все-таки устойчивый ягодно-цветочный вкус перенес меня в те дни. Я со вздохом опустился в кресло Чейда и вытянул ноги к огню.