— Именно это я только что и сказал, — ответил он и разразился искренним смехом.
— Посмотри на меня! — потребовал я, и он поднял глаза, но они не встретились с моими. К моему глубокому разочарованию, они все еще были затуманены и серы.
Улыбка на его лице немного угасла.
— Я вижу свет, — признался он. — Могу отличить свет от тьмы. Хотя не совсем так. У слепых не такая темнота, как у зрячих. Ох, это не имеет значения, так что я не буду пытаться что-то объяснить, а просто скажу, что знаю, что передо мной на столе есть свечи. А когда отворачиваюсь, то знаю, что там свечей нет. Фитц, я думаю, мое зрение возвращается. Когда ты использовал Скилл, в ту ночь… я понял, что раны на спине начали заживать. Но это — намного больше.
— В ту ночь я ничего не делал с твоими глазами. Быть может, это значит, что ты начал выздоравливать.
Я подавил предупреждение, которое почти взорвалось во мне. «Не надейся на многое». Я знал, какое слабое у него здоровье. И все-таки теперь он может различать свет. Это значит, что ему становится лучше.
— Я рад за тебя. И мы должны продолжать. Ты ел сегодня?
— Да, ел. Мальчик Чейда принес еду, и, казалось, он уже не так сильно боится меня. Или он просто увлекся птицей. А потом пришел сам Чейд, со свертком вещей для тебя. Фитц! Он все мне рассказал. И я… озадачен. Рад за тебя. И мне страшно. Как может быть такое время, такой мир, где происходит то, чего я никогда не предвидел? И он сказал мне, что Старлинг спела твою историю, и очень красиво! Это действительно так? Или мне приснилось?
Укол досады. Я не знал, как сильно хотел рассказать ему о себе, пока не понял, что он уже все знает. Но его улыбка стерла мое сожаление.
— Нет. Все это правда. И это было удивительно.
И я поделился с ними моментами, которые мало кто понял бы. Я рассказал ему, как Целерити, герцогиня Бернса, наследница своей сестры, леди Хоуп, положила руки на мои плечи. Я смотрел в ее чистые глаза. В уголках ее губ скопились морщинки, но решительная девушка встретила мой взгляд.
— Я никогда не сомневалась в тебе. И ты не должен сомневаться во мне, — сказала она и поцеловала меня в губы перед тем как развернуться и уйти.
Рассказал про недоуменный взгляд ее мужа, прежде чем он поспешил вслед за ней. Про то, как королева Эллиана срезала серебряную пуговицу-нарвала с манжеты и отдала ее мне, повелев постоянно носить ее. Он улыбался, а потом, когда я рассказал ему как люди, которых я едва знал, жали мне руку или хлопали по плечу, его лицо стало задумчивым. Кто-то из тех людей смотрел недоверчиво, некоторые плакали. Сбивали с толку те, кто предупреждающе подмигивал мне и наклонялись, чтобы прошептать: «Помни, как я хорошо хранил твой секрет», или что-то подобное. Хуже всего был молодой гвардеец, который смело прорвался мимо ожидающей знати. Искры гнева танцевали в его глазах, когда он сказал:
— Мой дед умер думая, что послал вас на смерть. До конца своих дней Блейд полагал, что предал вас. Уж ему-то, думаю, вы могли бы довериться.
Затем он повернулся на каблуках и скрылся в толпе прежде, чем я успел ответить ему.
Я заметил, что говорю тихо, будто рассказываю старую сказку ребенку. И веду все к счастливому концу, хотя все знают, что сказки никогда не заканчиваются, и счастливый конец — всего лишь момент, чтобы перевести дух перед очередной бедой. Но я не хотел думать об этом. Не хотел ломать голову над тем, что же будет дальше.
— Чейд объяснил, почему сделал это? — спросил Шут.
Я пожал плечами, но он не видел этого.
— Он сказал, что пришло время. Будто Шрюд и Верити хотели бы, чтобы это произошло. Сам выбравшийся из тени, он сказал, что не мог оставить меня там.
Я порылся на одной из полок Чейда, на другой, прежде чем нашел, что искал. Винный спирт. Я зажег новую свечу и выбрал тряпку. Смочив ее, я начал стирать чернильные веснушки. Это было нелегко. Что хорошо для вороны, то раздражало меня. Я придвинул зеркало Чейда и продолжил соскребать пятна с лица.