Судьба Убийцы

22
18
20
22
24
26
28
30

- Я отведу ее в каюту.

Он оттащил меня от Ланта, который вытаращился на змеиные головы, и мы пошли по палубе, уворачиваясь от бегущих матросов. Я позволила ему вести меня, не беспокоясь о том, куда именно и как мы туда дойдем. Над нами нависла катастрофа. Суждено ли мне вообще когда-то оказаться в безопасности? Если я выживу сегодня, конечно.

Пер, как будто, пытался переубедить меня, распахнув входную дверь в маленькую уютную каюту.

- Мы уплывем отсюда, Пчелка. Как только выйдем из гавани, и ветер наполнит паруса, мы будем полностью свободны. Совершенный просто летает по волнам. Нас никому не догнать.

Я кивнула, но на деле никакого облегчения не испытала. Страсти, кипевшие внутри корабля, терзали меня, словно осколки кости при переломе.

- Ты только посиди здесь. Я бы остался с тобой, но мне надо им помочь, - сказал мне Пер, отступая к двери и руками как бы утрамбовывая воздух, будто это могло меня успокоить. – Просто побудь здесь, - попросил он и закрыл за собой дверь.

Одна. Меня шатало от чувства противостояния корабля и команды: они хотели уплыть, а он – нет.

Каюта была крошечная. Бардак, но не грязно. Маленькое оконце. Одна двухъярусная койка, еще одна обычная. Женская одежда разбросана по полу. На обеих нижних койках разложены какие-то предметы.

Отодвинув какую-то рубаху и освободив место на одной из кроватей, я села. «Баккский синий» - так мой отец называл этот цвет. Когда я ее перекладывала, из складок выпали три свечи, распространив легкий аромат. Видавшие виды свечки, потрескавшиеся, с налипшими ворсинками и пылинками. Но я знала, это мамина работа. Жимолость, сирень, фиалки с берегов нашего притока Ивовой Реки. Я завернула их опять в отцовскую рубаху, взяла на руки и покачала, словно младенца. Неужели это все, что осталось от моих родителей? Странная мысль пришла мне в голову: я теперь сирота. Их обоих больше нет. Они ушли навсегда.

Я не видела тела, но я чувствовала, что он мертв, хотя объяснить это было невозможно.

- Волк-Отец! - позвала я вслух. Ничего. Боль утраты захлестнула меня с ошеломляющей силой. Мой отец мертв. Он провел в пути много месяцев, чтобы найти меня, а вместе мы пробыли едва ли полдня. Все, что мне осталось – эти предметы, которые он пронес с собой в такую даль, наверное, потому, что считал их важными. Среди них – мамины свечи.

Я стала рассматривать остальные вещи, вытерев слезы его рубахой. Он был бы не против. Под парой заношенных штанов я увидела знакомый пояс. А рядом – мои книги.

Мои книги?

Я была потрясена. Оба дневника – дневной и ночной со снами. Значит, он нашел их в моем тайнике за стеной его кабинета и нес все время с собой. Читал их? Ночной дневник упал, раскрывшись на странице со сном про свечи. Я поглядела на картинку, которую нарисовала так давно, потом на лежавшие рядом свечи. Теперь понятно. Я закрыла дневник со снами и взяла второй, почитала пару страниц, потом тоже закрыла. Это больше не мое. Написано кем-то, кем я была когда-то, но больше уже не буду. Внезапно я поняла, почему мой отец жег свои рукописи. Эти ежедневные заметки принадлежали руке того, кто исчез вместе с моими мамой и папой. Мне захотелось сжечь обе книги, устроить им погребальный костер – чего так и не получилось сделать для родителей. Я бы отрезала пару прядей в память об исчезнувшей девочке и о человеке, который пытался стать ей хорошим отцом.

Рядом лежали разбросанными и другие вещи.

Это же его штучки! – дошло до меня вдруг. Ножички и флакончики, всякие смертоносные приспособления. Несколько маленьких мешочков. Я улыбнулась: мне довелось убивать меньшим. И он бы гордился мной.

Я безумно устала, но меня продолжало окатывать непредсказуемыми волнами чувств, которыми был обуреваем корабль. Конечно, мне нужно было поспать, но я знала, что не смогу. Волк-Отец велел бы отдохнуть как можно лучше.

Взяв с собой сверток со свечками, я залезла на верхнюю койку и уже улеглась, но тут моя голова стукнулась обо что-то твердое под подушкой. Я уселась и подняла подушку. Там, завернутый в ночную рубаху, лежал стеклянный сосуд с чем-то странным. Я взяла его – пришлось ухватить обеими руками. Сосуд был тяжелый, и когда я его двигала, содержимое лениво перекатывалось, переплетаясь и закручиваясь серо-серебристыми разводами. Что-то внутри меня узнало эту субстанцию, и что-то в ней узнало меня. Даже за стеклянной стенкой она тянулась ко мне, и я ничего не могла поделать, кроме как ответить ей тем же.

Оторопело сжимая тяжелый сосуд, я вдруг ощутила жар того безумия, что охватило меня, когда я наступила порезанной ногой на змеиное зелье. Прямо за стеклом, под моей ладонью, неведомая сила манила и звала меня. Я могла завладеть ею. Вскрыть склянку, окунуться в эту мощь – и все станет мне подвластно. Я смогу, как Винделиар, повелевать людьми, и они уверуют во все, что я пожелаю. Содрогнувшись, я поскорее уронила сосуд на постель и уставилась на него, позабыв про слезы. Отец нес ее с собой, эту жуткую вещь – зачем? Он использовал ее? Ему нужна была сила подобного рода? Я снова вытерла его рубахой свое мокрое лицо. Он умер, и теперь я никогда не узнаю ответов на свои вопросы. Достав свечи, я набросила рубаху на сосуд, чтобы он больше не притягивал взгляд.

Я слезла и села на нижней койке. Посмотрела на свои грязные ноги и ступни, свои загрубевшие от работы, измазанные сажей руки. Баккип. Найдется ли там место для меня? С палубы доносились топот и крики, настроение корабля изменилось – похоже, время для тихих маневров прошло.