Драгун, на Кавказ!

22
18
20
22
24
26
28
30

– Месяц назад тагаурцы в Дарьяльском ущелье на конвой напали, – рассказывали у костров последние вести солдаты. – Царица Мариам и Тамара с малыми царевичами в Россию по Грузинской дороге следовали, а тут набег. Ладно хоть цельный батальон Кавказского гренадерского полка с егерями в охранении при них был, а ещё и казаки. Насилу вместе отбились. А ещё чуть раньше у села Катехи наши с белоканскими горцами бились и ещё Джавад-хана Гянджийского набеги сдерживали. Ох, горит Кавказ, горит, тут что ни гора, то свой правитель, а народ ведь какой отчаянный! Только какой сигнал им дай, так сразу хвать сабельку со стены и хоть с порога бегом в битву. Нужоон нам этот Кавказ? Сдался он больно?! Сидели бы у себя в Рассее да границы сторожили.

– Тебя генералы не спросили, чего им делать надобно, Ванька, – подначивали рассказчика слушатели. – Им, чать, виднее, куды солдат надобно гнать.

– Виднее-то, может, и виднее, а всё же в горах война особливо тяжёлая, – отвечал рассказчик. – Вона, Илья Архипович, старший наш унтер, не даст мне соврать, он ведь и сам четыре года назад вместе с Суворовым через Италийские горы, через Альпы переходил.

Миновали станицу Гребенскую, тут казачий конвой задержался, и колонна пошла дальше без него. Чуть выше впадения в Терек реки Сунжи начальство повелело вставать на ночёвку.

– Рекруты готовят дрова, разводят костры и носят воду, – поступил приказ от начальника всей колонны. – Маршевая рота от Казанского резервного батальона заступает для караульной службы.

– Фельдфебель, пусть вон там две командирские палатки натягивают, – штабс-капитан показал на ровное место под деревом. – Да, Архип Осипович, отрядишь ещё два десятка рекрутов для забора воды из реки. Сегодня наша очередь носить. Бурдюки они пусть в обозных повозках возьмут. Пятерых им с ружьями в охранение дашь. Сам же слышал, что на линии нынче неспокойно. Вот и пусть приглядят за безоружными, чтобы их не скрали.

– Слушаюсь, ваше благородие, – взял под козырёк старший унтер. – Сейчас только ранцы скинут и всё приберут с марша, а после того сразу их отряжать за водой буду.

Тимофей нёс большой кожаный мешок на плече. Рядом с ним шагал, болтая о чём-то пустом, Лёнька. Подступы к реке были сильно заросшие деревьями и кустарником.

– Сюда вот спускайтесь, – крикнул рекрутам впереди идущий унтер. – Тут вот пятак голый, как раз обзор вокруг хороший, и подход к воде удобственный. Еремеевич! – обратился он к ефрейтору. – А ты бы с Данилой на косогор встал и с него оглядывался вокруг. Я же с остальными, что при ружьях, у самой реки буду. Штыки наденьте, братцы, караул как бы!

– Добро, – кивнул седоусый ветеран. – Сейчас только вот во флягу водицы наберу, за переход вся она у меня закончилась.

Воспользовавшись паузой, рекруты покидали в одну кучу бурдюки и зашли на мелководье. Некоторые из них скинули на берегу свои серые мундиры и исподние рубахи и теперь с уханьем и довольными криками плескались. Вода была холодная и чистая.

– Тимоха, пошли ко мне, тут на камне пятерым можно сидеть! – позвал друга Лёнька. Он скинул сапоги и, погрузив в воду натруженные ноги, теперь блаженствовал.

Баам! – ударил громовой раскат ружейного залпа, сбивая наземь ближайший к кустам караул. Захлопали россыпью одиночные выстрелы, и на прогалину выскочило сразу несколько десятков людей в лохматых шапках и одетых во всё чёрное. У реки стоял дикий ор! Кричали перепуганные рекруты, мечущиеся по берегу. Горланили нападавшие, рубя клинками полуголые фигуры. Свистели пули.

Ошалевший от всего этого Тимоха присел и на коленках пополз прочь от воды.

– Аа! – орущий бородатый горец с глазами навыкате занёс свою саблю, намереваясь срубить глупого русского. Тяжёлая пуля ударила его в грудь, и он, выронив свой клинок, упал на песок.

«Быстрее, быстрее прочь от этого места!» – тукала в голове паническая мысль. Гончаров вскочил и, пробежав несколько шагов, споткнулся о тело унтера. При падении рука ударила о что-то твёрдое, и сам не осознавая, что он делает, Тимка потянул к себе ружьё убитого.

– Бяжиим! – мимо босым протопал Лёнька.

Вынырнувший откуда-то сбоку высокий жилистый горец полоснул его саблей, и друг, подвывая от боли, присел, схватившись рукой за плечо.

«Конец Лёньке! – мелькнула мысль. – Сейчас он его точно срубит».

Тимофей никогда не был храбрецом, и он обязательно убежал бы, бросив здесь всё, но тут, на этом самом берегу был его единственный, по-настоящему близкий ему в этом мире человек.