– Тридцать три у пирса, князь. Ещё трое дозорных чуть дальше лежат, два у дальнего сарая, другой под сосной. Троих удалось живыми взять, один оглушённый, очухался уже, но пока что молчит. Двое с ранами, не знаю, выживут ли, их Андреевские по-лекарски обиходили уже.
– Как так, такие большие потери-то при таком-то перевесе? –скрипнул зубами Ярослав.
Олег, сам раненый в бою, поправил, морщась, правую руку, что висела на шейной перевязи и, хмурясь, ответил.
– Давно с такими отборными воинами я не ратился, князь. Ты меня знаешь, и про мою сотню худого не скажешь, думаю. Хирд ко сну ещё не успел отойти, своих в плаванье проводив. У нас же времени ждать их не было, рассвет уже вовсю подступал. Дозорных сняли чисто, худого Андреевским пластунам не скажу. Однако Кнуд наготове был, а его люди все в броне да при оружии. Для нас же первой задачей было их живыми взять, вот и пытались, сколько могли, за то и поплатились. Потом-то уже насмерть их бить стали, от того-то и чистых пленных нет, все после беспамятства нами были взяты. Хорошие воины, князь, против нас тут вышли. Все как один на смерть пошли. Ни один не захотел почётного плена.
Князь с представителями высшей власти Новгорода вновь подошли к длинному ряду погибших русских воинов и склонили, скорбя голову. Многих из них Ярослав лично знал в лицо и не раз ходил с ними в дальние походы. Однако голову в бою им пришлось сложить на своей земле у самой святой Софии Новгородской.
– Отпевать и прощаться прилюдно будем! –крикнул громогласно князь, –Пусть каждый новгородец видит, что враг не дремлет и, помимо своих вечных драк и склок на вече, о защите своей земли тоже подумает. Да и нас, дружину, куском хлеба не попрекает впредь! За тот хлеб кровью нашей обильно плачено! – и пошёл со двора.
А на подворье развернулась уже свита Поместника и Тысяцкого, пересчитывая и приходуя всё-то добро, что только тут было. Всё имущество изменника по закону отходило казне, и было его тут изрядно.
Вечером, уже в княжеском тереме, обсуждая дальнейшие планы, опять покачал головой Ярослав:
– Какие потери, Андрей Иванович, кто бы мог подумать, что такой ярости бой будет. Знал бы, что на подворье хирд Игвара из Зеланда стоит, больше бы людей с реки на ладьях послал. Я-то сам его уже видел в бою в Эстляндии, повезло еще, что он на пристань не смог прорваться, точно бы тогда рекою ушёл.
– Не ушёл бы, князь, –усмехнулся Сотник, –не научились у нас по ней ещё ногами ходить.
И, отвечая на вопросительный взгляд Ярослава, пояснил:
– Все ладьи после того, как сотня дружины высадилась от причала, отошли. А датская, так та и вовсе вниз по течению уплыла. Видать, причальные концы оборвали в суете. До сих пор что то писари Посадника её не нашли, всё выглядывают поди – и грустно вздохнул, разведя руками.
Князь, прищурив глаза, с улыбкой посмотрел на Андрея:
– Ну-ну. Значит, уплыла куда-то, что даже, и найти не смогли. Да и Бог с ней, пусть плывёт, небось, хорошим людям-то она, где и сгодится?
Сотник, отбросив шутки, кивнул:
– Сгодится в походе, Ярослав Всеволодович. У этих же пауков её уже не заберёшь себе, коли, что к ним уже в руки попало. Даром, что ладья та с боя взята.
– Ну ладно, пусть так. Вам там ещё с боя ратное железо причитается. Тринадцать твои пластуны на берегу угомонили, а это почти третья часть хирда как-никак. Из них пять стрелками будут. Сколько бы крови моей дружине стоили, коли б за свои луки успели бы взяться? Так что спасибо твоим стрелкам.
– Это тебе, князь, спасибо, –кивнул Андрей, –За то, что с изменником разрешил покончить моему человеку, в ноги тебе он кланяется, благодарен, что за кровь своей семьи отомстил.
– Ладно, не стоит, то по правде всё! –нахмурился князь, –Отплываете завтра?
– Да, перед самым рассветом. Не к чему глаза лишним людям мозолить. Да и ладья там одна есть приметная, –усмехнулся Сотник.