— Какое именно? — поднимаю брови, невозмутимо глядя на него. — О разводе? Претензию на клинику? Заявление в полицию?
— Ты меня понял, — говорит сквозь зубы, будто плюётся.
“Щенок” добавить забыл.
Только, пап, не щенок я тебе больше. Хватит с меня. Устал.
Заебался.
— А ты озвуч. А же тупой, помнишь?
— Зарина — дочь моего парнёра, если ты запамятовал. У меня уже проблемы, он вчера мне звонил. Она там истерит ему, а он мне, ещё и угрожает. А у меня ещё одна сделка с испанцами на носу.
— Ну так то у тебя проблемы, не у меня, — пожимаю плечами.
— Семён, я бы на твоём месте… — откидывается на спинку кресла и прищуривается. Вижу, что желчь из него так и выплёскивается, заляпывая своими ядовитыми каплями всё вокруг.
Неужели за столько лет он так и не понял, что мне лично на него совершенно плевать. В данным момент разница с последними годами лишь в том, что мне не плевать на самого себя. Появились причины, да, не плыть по течению.
После побега Адамовны у меня сгорел предохранитель, и я отпустил руль. Куда несло, туда и несло. По течению. И на дно бы потянуло — да и похер.
Но теперь у меня появился смысл стряхнуть пыль со старого сундука по имени Семён Радич. Потому что там, в глубине, всё ещё, как оказалось, бьётся сердце.
— Иначе что, пап? — зеркалю его положение, тоже опираясь спиной на спинку. — Чем ты меня попытаешься шантажировать в этот раз? Арину Вера у тебя отсудила, рыжая сучка, дочурка твоего парнёра, не беременная. Нам и суд не нужен был для развода — она шлюха и преступница, жила с любовником, подкупила должностное лицо в клинике и использовала биоматериал без разрешения хозяина. Это преступление.
— О, ты никак юриспруденцию вспомнил…
— Так ты сам меня шантажом там учиться заставил. Ты вообще всё делаешь шантажом, пап. Тебе это ни о чём не говорит?
— Просвети, — складывает руки на груди.
— Ну, к примеру, назови хоть одного человека из нашей семьи, кто бы по собственному желанию сел с тобой за стол ужинать? С самого детства: не будешь посещать семейные ужины — не пойдёшь гулять, на тренировку, репетицию. Не явишься на светский приём — отберу тачку, лишу денег. Меня, Веру, даже мать — только шантажом и угрозами ты можешь склонить к взаимодействию с тобой. А тех, кто пытался воспротивиться, ты лишал самого важного и дорого.
— Бред, — усмехается. — Это вы все трётесь рядом с кормушкой. Тянете и тянете с меня. Взамен могли бы хотя бы создать видимость приличной семьи.
— Видимость, — усмехаюсь. — Это всё, что тебе надо? Да ты же у дочери собственной ребёнка отобрал, чтобы держать её рядом, папа, — качаю головой, в очередной раз пытаясь в принципе вдуматься в этот треш. Уже который год силясь понять — за что он так? — Ты правда думаешь, что хоть кто-то из нас испытывает к тебе тёплые чувства, папа?
Как же по-разному может звучать это “папа”. Моё язык жжёт, слюнуть хочется. И Настино… то самое, первое, совсем недавно произнесённое. Такое невесомое, такое лёгкое, вкусное, несмелое, с лёгким предыханием…
ebooksa