Это наставление является пространной «прелюдией» к поучению, которое по тематическому принципу можно разделить на две части. В первой части содержатся идеи «христианского гуманизма», выраженные в соответствующем контексте («Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец Бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить и поскорее пролить его кровь; а Господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю нашу жизнь» и т. д.).
Вторую часть «Поучения» Мономаха, по его словам, составляет «собственного слабого ума наставление», в котором он обращается к своему опыту: «Если вам Бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: «Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал ты, так и нас, грешных, помилуй». И в церкви то делайте, и ложась. Не пропускайте ни одной ночи, если можете, поклонитесь до земли; если вам занеможется, то трижды. Не забывайте этого, не ленитесь, ибо тем ночным поклоном и молитвой человек побеждает дьявола, и что нагрешит за день, то этим человек избавляется. Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то «Господи, помилуй» взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молитва всех лучше, – нежели думать безлепицу, ездя.
Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды». Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов [чтите], и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от Бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на немного дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтеся, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, то пищей и питьем, ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте им власти над собой. А вот вам и основа всему: страх Божий имейте превыше всего.
Если не будете помнить это, то чаще перечитывайте: и мне не будет стыдно, и вам будет хорошо.
Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее, прежде всего к церкви: пусть не застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные. На заутрене воздавши Богу хвалу, потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью прославить Бога и сказать: «Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет твой прекрасный». И еще: «Господи, прибавь мне год к году, чтобы впредь, в остальных грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою»; так я хвалю Бога и тогда, когда сажусь думать с дружиною, или собираюсь творить суд людям, или ехать на охоту или на сбор дани, или лечь спать. Спанье в полдень назначено Богом; по этому установленью почивают ведь и зверь, и птица, и люди…»
Далее тема наставлений перебивается перечнем «путей и трудов» князя, который в данном контексте служит своеобразной иллюстрацией активной деятельности, придерживаться которой Мономах советует своим сыновьям. Продолжением этой темы является и перечисление побед над половцами, и перечень «трудов», совершенных князем в Чернигове и Переяславле, который, по-видимому, восходит к первоначальному тексту «Поучения», составленному в 1101 г. «…А вот как я трудился, охотясь, пока сидел в Чернигове; а из Чернигова выйдя и до этого года по сту уганивал и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя.
А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул. И Бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей.
Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах, и о ястребах заботился.
Также и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным и за церковным порядком и за службой сам наблюдал»[397].
Таким образом, ключевая мысль «Поучения» Мономаха – призыв к деятельной жизни, построенной в соответствии с христианскими канонами. Под его пером возникает «идеальный тип» князя, конкретное содержание которого составляют примеры из личного опыта, хотя некоторые идеи заимствованы из «Шестоднева» Иоанна, экзарха Болгарского[398]. Однако исследователями было замечено, что теоретические установки, сформулированные Мономахом (например, призывы к проявлению милосердия), расходятся с конкретными действиями, описанными в перечне «путей и трудов».
Итальянский исследователь древнерусской литературы Р. Пиккио, отмечая, что эта часть «Поучения» представляет собой «первый в древнерусской литературе пример автобиографии», добавлял, что «идеализированный образ благочестивого князя тут уступает место изображению человека, измученного тяжкими трудами и отнюдь не всегда доброго и смиренного»[399]. Сходные суждения высказывал Д. С. Лихачев, писавший, что «Мономах, вопреки собственным наставлениям, был втянут в усобицы князей, нарушал клятвы и обязательства, действуя порой под влиянием реальной необходимости <…>. В его деятельности были и случаи коварства, и нарушения обещаний, и жестокого обращения с населением захваченных городов…»[400].
Таким образом, Владимир Мономах оказывается фигурой, далекой от того «идеального типа» личности, который пропагандирует в своем труде, хотя некоторые моменты деятельности в перечне «путей и трудов» представлены объективнее, чем в летописи. Присутствие в «Поучении» противоречий между теоретическими установками и действительными поступками наводит на мысль, что Мономах не воспринимал их в качестве таковых, раз он не постарался скорректировать перечень «путей и трудов», чтобы придать более согласованный вид той антропологической концепции, образцом которой представил самого себя.
Быть может, утверждения о том, что князь «и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным», соответствуют истине, но из «Поучения» не видно, чтобы «христианский гуманизм» князя распространялся на подданных враждебных ему князей (ср. известие «Поучения» о походе к Минску) или половецких ханов, изъявивших желание заключить с ним мир (убийство «Итларевой чади»). В летописи Мономах представлен противником этой расправы, но в «Поучении» он никак не определяет свою позицию. Это молчание дает понять, что и князь и летописцы при случае выдавали желаемое за действительное, благодаря чему Мономах стал воплощением «идеального типа» правителя. А в начале XVI в. были сделаны попытки представить его и первым русским венценосцем.
Легенда о «Мономаховых дарах»: трансформация исторических представлений
Неудачная русско-византийская война 1116 г. послужила отправной точкой для одной из наиболее известных мистификаций в русском средневековом историописании. В «Слове о погибели Русской земли» – литературном памятнике, относимом к XIII в., но известном в двух поздних списках (XV и XVI вв.), из которого сохранился небольшой фрагмент, где воспевались военные достижения домонгольской Руси, – говорилось, что «император царьградский Мануил», то есть византийский император Мануил I Комнин (1143–1180), от страха «великие дары» посылал к Владимиру, чтобы тот «Царьград у него не взял», хотя во времена Владимира Мономаха византийским императором был дед Мануила Алексей I Комнин, а затем его отец Иоанн II Комнин (1118–1143)[401].
В начале XVI в. представления об отношениях Мономаха с Византией претерпели еще более серьезную трансформацию в ряде памятников московской литературы, где исторические события, связанные с именем Владимира Мономаха, модифицированы в контексте формировавшихся представлений о месте Руси во всемирно-историческом процессе. Среди этих памятников наиболее известны «Сказание о князьях Владимирских» и «Послание о дарах Мономаха» Спиридона-Саввы (именовавшего себя «Спиридон зовомый, Савва глаголемый»), который отождествляется со Спиридоном, митрополитом Киевским и всея Руси, получившим посвящение от константинопольского патриарха в 1475 г., но не признанным ни в Литве, ни в Москве и скончавшимся в заточении в Белозерском Ферапонтовом монастыре вскоре после 1503 г.[402]
Проблема соотношения и датировки этих текстов, между которыми есть определенное сходство, остается дискуссионной. Для иллюстрации этого соотношения приведем два фрагмента из «Послания» Спиридона-Саввы, начиная со слов о том, что Владимир «советовался с князьями своими, и с вельможами, и с боярами, говоря: «Разве я хуже прежде меня владычествовавших и правивших хоругвями скипетра великой России? Так вот князь великий Олег ходил и взял с Константинополя – нового Рима – дань по головам и во здравии возвратился восвояси; и потом князь великий Святослав Игоревич, по прозвищу Легкий, пошел в галеях, числом две тысячи семьсот, и взял с Константинова града еще более тяжелую дань, и возвратился в свое отечество, Киевскую землю, и окончил здесь свою жизнь. А мы наследники престола прародителей своих и отца моего Всеволода Ярославича и наследники той же чести от Бога. И совета ищу от вас, моей палаты князей, и бояр, и воевод, и от всего подвластного вам христолюбивого воинства. Да вознесется имя Живоначальной Троицы силою вашей храбрости Божией волей и нашим повелением; какой же совет дадите мне?» Отвечали же великому князю Владимиру Всеволодовичу князья, и бояре, и воеводы его, так говоря: «Сердце царево в руке Божьей, как написано; а мы в твоей, государя нашего, воле от Бога». Великий же князь Владимир собирает воевод искусных и разумных и ставит начальников над различными воинскими отрядами – тысячников, и сотников, и пятидесятников; и собрал многие тысячи воинов, и послал их на Фракию, область Царьграда; и те успешно повоевали ее и возвратились восвояси со многим богатством в полном здравии. И об этом довольно. <…>
Боголюбивый же царь Константин Мономах собирает совет и снаряжает послов к великому князю Владимиру Всеволодовичу – Неофита, митрополита эфесского, от Асии, и с ним двух епископов: милитинского и митилинского, и стратига антиохийского, и августалия александрийского, и игемона иерусалимского Евстафия. И с шеи своей берет животворящий крест от самого Животворящего древа, на котором распят был владыка Христос. Снимает же с головы своей и венец царский и ставит его на блюдо золотое. Повелевает же принести и чашу сердоликовую, из которой Август, кесарь римский, пил с веселием, и ожерелье, которое на плечах своих носил, и кадильницу, искованную из аравийского золота, и смирну со многими благовониями, собранными в Индийской земле, и ливан от злата аравийского, трижды смешанный, и многие иные дары. И передает их митрополиту Неофиту с епископами и своим благородным военачальникам, и посылает их к великому князю Владимиру Всеволодовичу, [говоря]: «Прими от нас, о боголюбивый благоверный княже, сии честные дары от начала веков твоего рода во славу и честь и для венчания твоего вольного и самодержавного царства. Прими и то, о чем начнут молить тебя наши послы, и мы от твоего благолюбия просим мира [и] любви; да пребудут церкви Божии без мятежа, и все православие пребудет в покое под властью нашего царства и твоего вольного самодержавства Великой России. Да будешь с этого времени называться боговенчанным царем, увенчанный сим царским венцом рукою святейшего митрополита Неофита с епископами». И с того времени великий князь Владимир Всеволодович стал именоваться Мономахом и царем Великой России. И с того часа тем царским венцом, который прислал великий царь греческий Константин Мономах, венчаются все великие князья владимирские, когда поставляются на великое княжение русское, как и этот вольный самодержец и царь Великой России Василий Иванович, двенадцатое колено от великого князя Владимира Мономаха, а от великого князя Рюрика 20-е колено, и братья его Ивановичи и Андреевичи»[403].
Теперь обратимся к соответствующим фрагментам «Сказания о князьях Владимирских», в которых говорится, что когда Владимир Мономах сел на великое княжение в Киеве, «то начал советоваться с князьями своими, и с боярами, и с вельможами, так говоря: «Неужели я ничтожнее прежде меня царствовавших и управлявших знаменами царства великой Руси, таких как князь великий Олег, который ходил и взял с Царьграда большую дань для всех воинов своих и благополучно домой возвратился, или как Всеслав Игоревич, князь великий, который тоже ходил на Константин-град и еще более тяжелой данью его обложил. А мы, Божьей милостью, наследовали престол своих прародителей и отца своего великого князя Всеволода Ярославича, и наследники той же чести от Бога. Ныне жду совета от вас, моего двора князей, бояр, и воевод, и от всего христолюбивого воинства; да прославится имя святой живоначальной Троицы силой вашей храбрости с Божьей помощью и нашим повелением; какой же вы мне совет дадите?» Так отвечали великому князю Владимиру Всеволодовичу его князья, и бояре, и воеводы: «Сердце царево в руке Божьей, а мы все в твоей власти». Тогда великий князь Владимир собирает воевод умелых и мудрых и ставит начальников над воинскими отрядами – тысячников, сотников, пятидесятников; и, собрав многие тысячи воинов, отправляет их во Фракию, область Царьграда; и завоевали большую часть ее, и возвратились с богатой добычей.
В то время правил в Царьграде благочестивый царь Константин Мономах, и воевал он тогда с персами и латинянами. И принял он мудрое царское решение – отправил послов к великому князю Владимиру Всеволодовичу: Неофита, митрополита эфесского, и с ним двух епископов, милитинского и митилинского, и антиохийского стратига Антипа, иерусалимского наместника Евстафия и других своих знатных вельмож. С шеи своей снял он животворящий крест, сделанный из животворящего древа, на котором был распят сам владыка Христос. С головы же своей снял он венец царский и положил его на блюдо золотое. Повелел он принести сердоликовую чашу, из которой Август, царь римский, пил вино, и ожерелье, которое он на плечах своих носил, и цепь, скованную из аравийского золота, и много других даров царских. И передал он их митрополиту Неофиту с епископами и своим знатным посланником, и послал их к великому князю Владимиру Всеволодовичу, так говоря с мольбой: «Прими от нас, о боголюбивый и благоверный князь, во славу твою и честь эти честные дары, которые с самого начала твоего рода и твоих предков являются царским жребием, чтобы венчаться ими на престол твоего свободного и самодержавного царства. Прими и то, о чем будут тебя молить наши посланцы – мы от твоего величия просим мира и любви: тогда церковь Божия утвердится, и все православие в покое пребудет под властью нашего царства и твоего свободного самодержавства великой Руси, так что теперь будешь ты называться боговенчанным царем, увенчанный этим царским венцом рукою святейшего митрополита кир Неофита с епископами». И с тех пор великий князь Владимир Всеволодович стал именоваться Мономахом, царем великой Руси. И пребывал после того во все время с царем Константином в мире и любви. С тех пор и доныне тем венцом царским, который прислал греческий царь Константин Мономах, венчаются великие князья владимирские, когда ставятся на великое княжение русское»[404].
ebooksa